Георгий Викторович Адамович

Больница. Когда мы в Россию... колышется счастье в бреду,

Как будто «Коль славен» играют в каком — то приморском саду,

Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мгле

Колышатся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле.

Когда мы... довольно, довольно. Он болен, измучен и наг,

Над нами трехцветным позором полощется нищенский флаг,

И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло.

Когда мы в Россию вернемся... но снегом ее замело.

0.00

Другие цитаты по теме

Из голубого океана,

Которого на свете нет,

Из-за глубокого тумана

Обманчиво — глубокий свет.

Из голубого океана,

Из голубого корабля,

Из голубого обещанья,

Из голубого... la-la-la...

Голубизна, исчезновенье,

И невозможный смысл вещей,

Которые приносят в пенье

Всю глубь бессмыслицы своей.

Один сказал: «Нам этой жизни мало»,

Другой сказал: «Недостижима цель»,

А женщина привычно и устало,

Не слушая, качала колыбель.

И стертые веревки так скрипели,

Так умолкали — каждый раз нежнее! -

Как будто ангелы ей с неба пели

И о любви беседовали с ней.

Без отдыха дни и недели,

Недели и дни без труда.

На синее небо глядели,

Влюблялись… И то не всегда.

И только. Но брезжил над нами

Какой — то божественный свет,

Какое — то легкое пламя,

Которому имени нет.

Твоих озер, Норвегия, твоих лесов...

И оборвалась речь сама собою.

На камне женщина поет без слов,

Над нею небо льдисто — голубое.

О верности, терпении, любви,

О всех оставленных, о всех усталых...

(Я здесь, я близко, вспомни, назови!)

Сияет снег на озаренных скалах,

Сияют сосны красные в снегу.

Сон недоснившийся, неясный, о котором

Иначе рассказать я не могу...

Твоим лесам, Норвегия, твоим озерам.

«О, если правда, что в ночи...»

Не правда. Не читай, не надо.

Все лучше: жалобы твои,

Слез ежедневные ручьи,

Чем эта лживая услада.

Но если... о, тогда молчи!

Еще не время, рано, рано.

Как голос из — за океана,

Как зов, как молния в ночи,

Как в подземельи свет свечи,

Как избавление от бреда,

Как исцеленье... видит Бог,

Он сам всего сказать не мог,

Он сам в сомненьях изнемог...

Тогда бессмер... молчи! ... победа,

Ну, как там у него? «залог».

Ни срезанных цветов, ни дыма панихиды,

Не умирают люди от обиды

И не перестают любить.

В окне чуть брезжит день, и надо снова жить.

Но если, о мой друг, одной прямой дороги

Весь мир пересекла бы нить,

И должен был бы я, стерев до крови ноги,

Брести века по ледяным камням,

И, коченея где — то там,

Коснуться рук твоих безмолвно и устало,

И все опять забыть, и путь начать сначала,

Ужель ты думаешь, любовь моя,

Что не пошел бы я?

Ну, вот и кончено теперь. Конец.

Как в мелодраме, грубо и уныло.

А ведь из человеческих сердец

Таких, мне кажется, немного было.

Но что ему мерещилось? О чем

Он вспоминал, поверяя сну пустому?

Как на большой дороге, под дождем,

Под леденящим ветром, к дому, к дому.

Ну, вот и дома. Узнаешь? Конец.

Все ясно. Остановка, окончанье.

А ведь из человеческих сердец…

И это обманувшее сиянье!

Куртку потертую с беличьим мехом

Как мне забыть?

Голос ленивый небесным ли эхом

Мне заглушить?

Ночью настойчиво бьется ненастье

В шаткую дверь,

Гасит свечу... Мое бедное счастье,

Где ты теперь?

Имя тебе непонятное дали,

Ты — забытье.

Или, точнее, цианистый калий -

Имя твое.

Когда мы в Россию вернемся... о Гамлет восточный, когда? -

Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,

Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,

Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредем...

Он говорил: «Я не люблю природы,

Я научу вас не любить ее.

И лес, и море, и отроги скал

Однообразны и унылы. Тот,

Кто в них однажды пристально вглядится,

От книги больше не поднимет глаз.

Один лишь раз, когда-то в сентябре,

Над темною, рябой и бедной речкой,

Над призрачными куполами Пскова,

Увидел мимоходом я закат,

Который мне напомнил отдаленно

Искусство человека...»