Украсть не трудно. На место положить — вот в чем штука.
Он знал людей до их сокровенной глубины. Он угадывал их тайные желания, ему были открыты их страсти, пороки, все знал, что было скрыто в них, но также и доброе. А главное он знал их права. Он знал, кто и когда должен прийти в Театр, кто имел право сидеть в четвертом ряду, а кто должен был томиться в ярусе, присаживаясь на приступочке в бредовой надежде, что как-нибудь вдруг освободится для него волшебным образом местечко.
Шепча какие-то бессмысленные проклятия жизни, себе, я шел, глядя на фонари, тускло горящие в сетке дождя.
— Иван Васильевич, ведь у меня же на мосту массовая сцена... там столкнулись массы...
— А пусть они за сценой столкнутся. Мы этого видеть не должны ни в коем случае. Ужасно, когда они на сцене сталкиваются!
Героев своих надо любить: если этого не будет, не советую никому браться за перо — вы получите крупнейшие неприятности, так и знайте.
Я поклялся себе вообще не думать о театре, но клятва эта, конечно, нелепая. Думать запретить нельзя.
Патефон, портсигар, зажигалку, часы, коверкотовое пальто, костюм, шляпу... все, что нажил непосильными трудами, всё погибло!..
Актриса, которая хотела изобразить плач угнетенного и обиженного человека и изобразила его так, что кот спятил и изодрал занавеску, играть ничего не может.
Cлайд с цитатой