Нет (…) Я ничего не забираю. Я только беру за руку. Чтобы никто не был в такую минуту одинок.
Круг замыкается, змея погружает зубы в собственный хвост. Так должно быть.
Нет (…) Я ничего не забираю. Я только беру за руку. Чтобы никто не был в такую минуту одинок.
– Нет, – согласился он. – Не знаю. Но…
– Если не знаешь, – прервала она, – то никакое «но» уже не поможет. Ты не знаешь. Просто: не знаешь.
Эй, малый, беги! Это Йеннифэр! Гроза драконов. И ведьмаков. Во всяком случае – одного ведьмака. Это уж точно.
— Расскажи мне сказку.
— Жил-был… кот, – начал он. – Такой обычный, полосатый мышелов. И однажды этот кот пошёл один-одинёшенек на дальнюю прогулку в страшенный тёмный лес. Ну шёл он, шёл… шёл… шёл…
— Ты не думай, – проворчала Цири, прижимаясь к нему, – что я усну, прежде чем он дойдёт.
Когда захочешь покончить жизнь самоубийством, не впутывай в свои дела других. Просто повесься на вожжах в конюшне.
Ты, словно одичавший кот, в которого все кидают камни, мурлычешь, радуясь тому, что нашелся кто-то, кто не брезгует тебя приласкать.
Легко убивать из лука, девочка. Так легко спустить тетиву и думать: мол, это не я, не я, а стрела. На моих руках нет крови того мальчика. Его убила стрела, а не я. Но стреле ничего не снится по ночам. Пусть и тебе ничего не снится по ночам, голубоглазая дриада.
Я, — прервал молчание Завиша, — человек железного меча. Я знаю, что меня ждёт. Знаю свою судьбу. Знаю без малого сорок лет, с того дня, когда взял в руки меч. Но я не стану оглядываться. Не обернусь на оставленные за конём хундфельды, собачьи могилы и королевские предательства, на подлость, на ничтожество и безбожие духа. Я не сверну с избранного пути, милостивый государь Ганс Майн Игель.
Ганс Майн Игель не произнёс ни слова, но его огромные глаза разгорелись.
— Тем не менее, — Завиша Чёрный потёр лоб, — я хотел бы, чтоб ты предсказал мне, как и Рейневану, любовь. Не смерть.