Это, знаешь ли, то ещё удовольствие, третью ночь, выходя в промерзлый тамбур, курить, думать:
А как, интересно, там, на северном полюсе, может ли человек на морозе вообще с кем-нибудь говорить? Может человек на морозе с кем-нибудь говорить? Может ли человек вообще с кем-нибудь говорить?
Или ему остается как мне, вспоминать, сутулясь, как когда-то давно, в пахучей августовской ночи и его, и её несла в перекрестиях улиц белая волга, обгоняя лады и москвичи. И когда впереди замаячил вокзал пятнышком бледным, и он, готовясь к разлуке сидел чуть жив. Она с заднего сиденья ему, сидящему на переднем, улыбнулась, на плечо руку ласково положив. Корил он себя тогда, это безнадежность, ненужная влюбленность, собачий бред. И не думал, что её такая простая нежность согреет его через столько холодных лет.