Беда в том, что, когда ты трезв, тебе ни с кем не хочется знаться, а когда пьян, никому не хочется знаться с тобой.
— Почему вы не идете к своим друзьям, Эйб? Разве вам не приятно их общество?
— Очень приятно. До того приятно, что чем от него дальше, тем лучше.
Зная свою обостренную чувствительность к чужому поведению, он предпочитал не встречаться с людьми, если был не в духе; малейшая бесцеремонность, допущенная в его присутствии, как бы нарушала фальшивой нотой его жизненный лад.
— Мне всегда казалось: все, что случается до восемнадцати лет, это пустяки, — сказала Мэри.
— Так оно и есть, — подхватил Эйб. — И то, что случается после, — тоже.
Ей было и жаль его, и противно от прикосновений его липкой руки, но она мило улыбалась, будто всю жизнь только и делала, что беседовала с людьми, у которых заплетается язык. Мы часто относимся к пьяным неожиданно уважительно, вроде того, как непросвещённые народы относятся к сумасшедшим. Не с опаской, а именно уважительно. Есть что-то, внушающее благоговейный трепет, в человеке, у которого отказали задерживающие центры и который способен на всё. Конечно, потом мы его заставляем расплачиваться за этот миг величия, миг превосходства.
— Что же вы не создадите себе собственный мир?
— Устал от друзей. Подхалимы — вот что нужно человеку.
Если у вас есть тайна, можете сообщить о ней по радио, напечатать в бульварной газетенке, только не доверяйте её человеку, который пьёт больше трёх-четырёх порций в день.
— Вы же говорили, что никогда не пьете.
— Но я не говорила, что никогда не буду пить.
Cлайд с цитатой