Тут стоит культурный парк по-над речкою,
В нем гуляю и плюю только в урны я,
Но ты, конечно, не поймешь, там, за печкою,
Потому ты — темнота некультурная.
Тут стоит культурный парк по-над речкою,
В нем гуляю и плюю только в урны я,
Но ты, конечно, не поймешь, там, за печкою,
Потому ты — темнота некультурная.
Это их худые черти мутят воду во пруду.
Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году.
Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,
Но тут примчались санитары и зафиксировали нас.
Шах расписался в полном неумении -
Вот тут его возьми и замени!
Где взять? У нас любой второй в Туркмении -
Аятолла и даже Хомейни.
Всю жизнь мою в ворота бью рогами, как баран, -
А мне бы взять Коран — и в Тегеран!
В Америке ли, в Азии, в Европе ли -
Тот нездоров, а этот вдруг умрет...
Вот место Голды Меир мы прохлопали, -
А там — на четверть бывший наш народ.
— Ой, Вань, гляди-кось — попугайчики! Нет, я, ей-богу, закричу!..
А это кто в короткой маечке? Я, Вань, такую же хочу.
В конце квартала — правда, Вань, — ты мне такую же сваргань…
— Уж ты б, Зин, лучше помолчала бы — накрылась премия в квартал!
Кто мне писал на службу жалобы? Не ты?! Да я же их читал!
К тому же эту майку, Зин, тебе напяль — позор один.
Тебе шитья пойдет аршин — где деньги, Зин?..
Что же ты, зараза, бровь себе подбрила,
Ну для чего надела, синий свой берет?
И куда ты, стерьва, лыжи навострила -
От меня не скроешь ты в наш клуб второй билет!
Знаешь ты, что я души в тебе не чаю,
Для тебя готов я днем и ночью воровать, -
Но в последне время чтой-то замечаю,
Что ты стала мине слишком часто изменять.
Если это Колька или даже Славка -
Супротив товарищев не стану возражать,
Но если это Витька с Первой Перьяславки -
Я ж тебе ноги обломаю, в бога душу мать!
А коверный самолет сдал в музей в запрошлый год,
Любознательный народ так и прет,
И без опаски старый хрыч баб ворует — хнычь, ни хнычь,
Ой, скорей его разбей паралич!
А у тебя, ей-богу, Вань,
Ну все друзья — такая рвань
И пьют всегда в такую рань
Такую дрянь!
— Мои друзья — хоть не в болонии,
Зато не тащат из семьи, -
А гадость пьют — из экономии:
Хоть поутру — да на свои!
И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах навсегда!
Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след, -
Дуб годится на паркет, — так ведь нет:
Выходили из избы здоровенные жлобы -
Порубили все дубы на гробы.
Ты уймись, уймись, тоска,
У меня в груди!
Это — только присказка,
Сказка — впереди.
Соловей-Разбойник главный им устроил буйный пир,
А от них был Змей трехглавый и слуга его — Вампир.
Пили зелье в черепах, ели бульники,
Танцевали на гробах, богохульники!
Страшно, аж жуть!
Змей Горыныч взмыл на древо, ну раскачивать его:
— Выводи, Разбойник, девок, пусть покажут кой-чего!
Пусть нам лешие попляшут, попоют,
А не то, я, матерь вашу, всех сгною! -
Страшно, аж жуть!
Соловей-Разбойник тоже был не только лыком шит.
Гикнул, свистнул, крикнул: — Рожа, гад заморский, паразит!
Убирайся без боя, уматывай!
И Вампира с собою прихватывай! -
Страшно, аж жуть!
Все взревели, как медведи: — Натерпелись, столько лет!
Ведьмы мы или не ведьмы? Патриотки или нет?!
Налил бельма, ишь ты, клещ, отоварился!
А еще на наших женщин позарился!-
Страшно, аж жуть!