Неужели ты думаешь, что в этом мире будешь счастлив? В твоём сердце дыра.
Ребенком я не был счастлив. Иногда был доволен. Я больше жил в книгах, чем где-то еще.
Неужели ты думаешь, что в этом мире будешь счастлив? В твоём сердце дыра.
Ребенком я не был счастлив. Иногда был доволен. Я больше жил в книгах, чем где-то еще.
Я увидел мир, в котором жил от рождения, и понял, какой он хрупкий; знакомая мне реальность была лишь тонким слоем застывшей глазури на тёмном праздничном торте, который кишит червями, пропитан кошмарами и начинён алчностью. Я увидел этот мир сверху и снизу. За пределами нашей реальности, точно пчелиные соты, множились другие миры, открывались другие врата и пути. Я увидел всё это и постиг, и оно заполнило меня, как воды океана.
Если уж она устанет, то спит, пока сама не проснется. Через несколько минут или сотню лет. Разбудить ее нельзя. Можно с таким же успехом попытаться разбудить атомную бомбу.
Слушайтесь вашего сердца; оно одно вам скажет правду, — перебил ее Лаврецкий… — Опыт, рассудок — все это прах и суета! Не отнимайте у себя лучшего, единственного счастья на земле.
— Скажи, Ран, что, по-твоему, значит счастье?
— Для начала, понятие «счастье» у каждого своё. Для одного — достаточно вкусно поесть, для другого — хватит и книги на полке. Некоторые скажут, что стараться изо всех сил — и есть счастье, а кому-то нравится преодолевать преграды на их пути. Кто-то находит счастье в радости других, есть и такие, кто радуется чужим неудачам.
— Не ожидала услышать от тебя настолько развёрнутый ответ.
— Однако большинство людей знают о себе далеко не всё. Они не знают того, что приносит им радость. Но даже так, они говорят, что хотят достичь счастья. Однажды они поймут, что уже стали счастливы, но будет уже слишком поздно. В конце концов самое главное — это прислушиваться к своему сердцу.
Моя кровать была придвинута плотно к стене и стояла прямо у окна. Мне нравилось спать с открытым окном. В дождливую ночь больше всего: я открывал его, клал голову на подушку, закрывал глаза, и чувствовал на лице ветер, и слушал, как деревья качаются и скрипят. Если мне везло, на лицо задувало капли дождя, тогда я представлял себя посреди океана в лодке, качавшейся в такт волне. Я не воображал себя пиратом или что куда-то плыву. Я был просто у себя в лодке.
Под белым полотном бесплотного тумана,
Воскресная тоска справляет Рождество;
Но эта белизна осенняя обманна -
На ней ещё красней кровь сердца моего.
Ему куда больней от этого контраста -
Оно кровоточит наперекор бинтам.
Как сердце исцелить? Зачем оно так часто
Счастливым хочет быть — хоть по воскресным дням?
Каким его тоску развеять дуновеньем?
Как ниспослать ему всю эту благодать -
И оживить его биенье за биеньем
И нить за нитью бинт проклятый разорвать?
Вот ведь она, какая беда с живыми. Не живут долго. Сегодня котенок, завтра старая кошка. А потом лишь воспоминания. Да и они тускнеют, стираются, затираются...
В коробке был пушистый черный котенок непонятного пола, он тут же получил имя Пушок и всю мою любовь без остатка.