Проблема в том, что все наоборот: мое прошлое — его будущее. Мы путешествуем в противоположных направлениях. Каждый раз, когда мы встречаемся, я знаю его лучше, а он меня хуже. Я живу ради наших встреч, но я знаю, что с каждым новым свиданием он будет на шаг дальше. И придет день, когда я загляну в глаза этого человека, моего Доктора, и у него не будет ни малейшего понятия, кто я. И я думаю, это убьет меня.
Поцелуйте меня, дядя Женя. Я понимаю, это психоз, это безумие. Я не хотела Вам звонить, я не хотела Вас видеть. Но потом я подумала: «Я посмотрю на него, только посмотрю. Прошло 20 лет, он изменился, постарел. И... И всё пройдет».
Я... Я не могу без вас жить, дядя Женя. Я пробовала, честное слово, пробовала — не получается. Я прошу Вас, только не смейтесь надо мной. Поцелуйте меня, пожалуйста, я двадцать лет этого ждала...
— Зачем ты соврала мне?
— Когда влюблена в нестареющего бога, который ведет себя как двенадцатилетний, поневоле стараешься скрывать недостатки.
— Наверно, это очень больно.
— Да, запястье тоже болит.
Боль и потери определяют нас не меньше, чем счастье и любовь. Будь это мир или отношения. Всему отведено своё время, и всему приходит конец.
— Я отчаянный человек, — сказала она, выуживая сигарету за сигаретой; пальцы её тряслись. — Я настолько отчаянный человек, что при первом единственном слове, непонравившемся мне, я могу бросить человека, которого любила слишком долго. Настолько, что, получив возможность сесть на поезд и умчаться без денег, без еды, без будущего, я её не упущу — и обязательно уеду. Настолько, что, выходя в открытое поле, я приговариваю: «Один в поле — воин». Я отчаянный — чертовски отчаянный — человек. Я настолько отчаянный, сэй, что, ненавидя любовь и все её проявления, я в первую же секунду отдам своё сердце человеку, проявившему ко мне хотя бы капельку этой проклятой нежности.
Боюсь, что с каждым прожитые днём теряю её. Моя Тростника ушла, а я не могу удержать даже память о ней.
Просто страдать. Тосковать по ней, рвать и опять склеивать фотографии, доказывать себе, что она не стоит его, обзывать всякими словами, презирать ее, обещать себе отомстить ей, колотить руками по столу, чувствовать себя брошенным, униженным, растоптанным. Случайно находить что-нибудь связанное с нею и в бешенстве уничтожать, а на другой день сожалеть, что ничего от нее не осталось. Неустанно убеждать себя, что она не была и никогда не станей достойной его, что он заслуживает женщины в сто раз лучше. Писать ей исполненные ненависти письма и не отправлять, звонить ей по ночам, не в силах выдавить из себя ни слова. Чувствовать боль, ненависть, недоверие, оцепенелость. Или хотя бы напиваться до границы летаргии, которая приносит забвение, а утром просыпаться и смотреть на пустые бутылки у кровати. Обещать себе, что никогда ей не простишь, а через полчаса все прощать. Каждый день забывать ее и клясться, что завтра забудешь по-настоящему. Страстно желать видеть ее, когда чувствуешь, до чего тебе плохо, и, чувствуя себя еще хуже, мысленно проклинать себя за это желание.
— Миллиарды будут страдать и умирать!
— Я буду страдать, если убью тебя.
— Больше, чем любое живое существо во Вселенной?
— Да.
Физически я чувствовала себя очень слабой и разбитой, но куда хуже была моя душевная подавленность — подавленность, заставлявшая меня все время тихо плакать.
— Как ты нашёл мой номер?
— Это что-то вроде чат-рулетки. Кажется, это так называется? Только со звонками, — смущённо усмехается Тэхён. — Ты первый, кто не накричал на меня и поддержал разговор.
— И сколько раз ты вот так звонил незнакомым людям?
— Наверное… три, — задумчиво тянет Тэхён. — Да, примерно три тысячи раз.
Cлайд с цитатой