— Все эти твои стихи про любовь – сплошной треп.
– Они не треп, когда я их пишу.
Я уже вычислил, что все, кому хочется читать свои романы вслух, неминуемо неблагонадежны. Если это — не старый добрый поцелуй смерти, то его тогда вообще не существует.
... от нее исходила жизненная сила – от такой не отмахнешься. Я чувствовал, как между нами побежали вибрации.
Некоторые – замороченные и нехорошие, но всё равно они были.
Самое худшее для писателя — знать другого писателя, а тем паче — несколько других писателей. Как мухи на одной какашке.
Самое худшее — что я схожу именно за того, кем не являюсь: за хорошего человека. Я способен проникать в жизни других, потому что они мне доверяют. Я делаю свою грязную работу по-легкому.
Она поддернула юбку ещё на дюйм. Просто безумие. Такие хорошие ноги возникают из-под массы ткани. Гораздо лучше, чем мини-юбки.
Меня же привлекает совсем не то: мне нравится пить, я ленив, у меня нет бога, политики, идей, идеалов. Я пустил корни в ничто; некое небытие, и я его принимаю. Интересной личностью так не станешь. Да я и не хотел быть интересным, это слишком трудно. На самом деле мне хотелось только мягкого смутного пространства, где можно жить, и чтоб меня не трогали.
Я, по-моему, не написал ни одного стихотворения совершенно трезвым. Однако написал несколько хороших — или плохих — под молотом черного бодуна, когда не знал, что лучше — еще выпить или вены вскрыть.
Cлайд с цитатой