Тот, кто клялся мне в верности, стал мне врагом.
Муж — вчера добродетельный — стал подлецом.
Ночь делами, что завтра свершатся, чревата.
Но едва ль она добрым чревата плодом.
Тот, кто клялся мне в верности, стал мне врагом.
Муж — вчера добродетельный — стал подлецом.
Ночь делами, что завтра свершатся, чревата.
Но едва ль она добрым чревата плодом.
Я, у которого сейчас блаженство всех миров,
Польщусь ли на грядущий рай, что обещал пророк?
Никаким не владею добром — кроме скорби.
Ничего не нашел я ни в добром, ни в злом — кроме скорби.
И ни преданности, ни любви я не встретил ни в ком.
Друга нет на пути одиноком моем — кроме скорби.
Как надоели мне намеки, увещеванья мудрецов,
Я не хочу иносказаний, — ведь их значенье так темно.
Нету в мире счету розам, да одной мне довольно.
Тень одна лишь кипариса надо мной — мне довольно.
Свободный человек ни о чем так мало не думает, как о смерти, и мудрость его состоит в размышлении о жизни, а не о смерти.
Человек-то начинается с конца.
Ведь только дойдя (доведя себя) до предела своего неуспеха, когда буквально жопой ощущаешь, что лучше ложку-то в руки не брать, а то ещё выскользнет и ударит кошку по голове, и та может пасть смертью оказавшихся_не_в_тот_момент_не_в_том_месте, и всё равно ещё пытаясь что-то пробивать, куда-то идти, истерически хвататься за любые проявления жизни, лишь бы не застрять на месте, но всё равно всё идёт прахом — именно тогда ты утыкаешься носом в единственную вещь: это воображаемая и незримая табличка, по которой стекает твоя бывшая улыбка...
Каждая страна, как и человек, доставляет неудобства другим, одним фактом своего существования.