Цена любого предательства — это всегда чья-то жизнь.
Если предателей называют героями («Или героев – предателями», – мрачно подумал Роланд), значит, пришли темные времена.
Цена любого предательства — это всегда чья-то жизнь.
Если предателей называют героями («Или героев – предателями», – мрачно подумал Роланд), значит, пришли темные времена.
Когда предателей называют героями (или героев предателями ), значит настали черные дни.
Ветер стонал. Капризные его порывы то и дело хватали дурманящий дым и, кружась, обвевали стрелка. И иногда клубы дыма прикасались к нему. Они творили сны, подобно тому, как едва уловимое раздражение творит жемчужину в ракушке устрицы.
Но звёзды были безучастны к стонам стрелка, как безучастны они к человеческим войнам, распятиям, воскресению из мёртвых.
Вселенная есть Великое Всё, и она преподносит нам парадоксы, недоступные пониманию ограниченного, конечного разума. Как живой разум не может осмыслить суть разума неживого — хотя он полагает, что может, — так и разум конечный не может постичь бесконечность.
Прощай, стрелок. Я свое дело сделал. Цепь по прежнему у тебя в руках. Смотри только, чтобы она не обмоталась вокруг твоей собственной шеи.
Для рыбы вселенная — это озеро, в котором она живет. Что думает рыба, когда ее выдернут, подцепив за губу, сквозь серебристую границу привычного существования в другую, новую вселенную, где воздух для нее — убийца, а свет — голубое безумие? Где какие-то двуногие великаны без жабр суют её в душную коробку и, покрыв мокрой травой, оставляют там умирать?
Это были глаза, навсегда обращенные внутрь, в стерильный, выхолощенный ад неподвластных контролю сознания грез, разнузданных снов, что поднялись из зловонных трясин подсознания.