Джером Клапка Джером. Трое на четырёх колёсах (Трое на велосипедах)

В Германии любовь к порядку впитывается с молоком матери; в Германии даже младенцы погремушками отбивают время, и немецкой птичке в конце концов скворечник пришелся по нраву — она свысока относится к тем немногочисленным отщепенцам, которые продолжают вить гнезда в кустах и на деревьях. Можете быть уверены: со временем каждой немецкой птичке будет отведено место в общем хоре. Их разноголосые трели раздражают немцев, которые больше всего на свете ценят единообразие. Любящий музыку немец организует птиц. Птицу посолиднее, с хорошо поставленным голосом научат дирижировать, и вместо того, чтобы без толку заливаться в лесу в четыре утра, птицы в точно указанное в программе время будут петь где-нибудь в городском саду под аккомпанемент фортепиано. Всё к этому идет.

0.00

Другие цитаты по теме

Запиши всё, что может понадобиться. Потом просмотри — и зачеркни всё, без чего можно обойтись.

... видя постоянно свет солнца и красоту луны, мы привыкаем к ним и не восхищаемся ими.

Один американец, мой приятель, образованный человек, знаток и любитель поэзии, как-то признался, что из фотоальбома за 18 пенсов с видами Озёрного края он почерпнул более точное и яркое представление об этом районе, чем из полного собрания сочинений Колриджа, Саути и Вордсворта, вместе взятых. Однажды по поводу литературных описаний природы он сказал, что проку от них не больше, чем от красочных описаний блюд, которые подавались к обеду. Но это уже связано с конкретным назначением каждого из видов искусств. По мнению моего приятеля-американца, словесные описания природы являются жалкой попыткой подменить зрение иными чувствами.

Я знаю, есть люди, которые могут просыпаться с точностью до минуты. Они говорят себе, кладя голову на подушку: «Четыре тридцать»; «Четыре сорок пять»; «Пять пятнадцать», в зависимости от того, когда им надо встать; и с боем часов они, как это ни удивительно, открывают глаза. Такое впечатление, что внутри нас есть некто, отсчитывающий время, пока мы спим. У него нет часов, он не видит солнца, и всё же в кромешной тьме точно определяет время. В нужный момент он шепчет: «Пора!» — и мы просыпаемся.

— Что бы вы сказали о Лондоне в сравнении с другими городами — Парижем, Римом, Берлином?

— Один муравейник как две капли воды похож на другой. Везде много дорожек — одни узкие, другие широкие, и по ним бестолково снуют насекомые: одни куда-то спешат, другие останавливаются перекинуться словом с приятелем. Одни волокут тяжести, другие греются на солнышке. В закромах хранят припасы, в бесчисленных кельях насекомые спят, едят, любят, а рядом, в уголке, покоятся их белые косточки. Эта норка побольше, эта поменьше. Это гнёздышко на камнях, это на песке. Этот домик построен лишь вчера, а этому чуть ли не сто лет — говорят, появился он ещё до того, как ласточки налетели, — а там кто его знает?

В нашей стране, где так много развалин и преданий, сохранилось немало легенд. Передаю вам суть, а вы уж сами состряпайте блюдо себе по вкусу. Возьмите одно или два человеческих сердца, да так, чтобы они подходили друг другу, да добавьте один пучок страстей человеческих — их не так уж и много, этих страстей, с полдюжины, не больше; приправьте всё это смесью добра и зла; полейте соусом из смерти — и подавайте где и когда угодно. «Келья святого», «Заколдованная богиня», «Могила в темнице», «Водопад влюблённого» — называйте блюдо как хотите, вкус от этого не изменится.

Как бы женщина не любила мужчину, он ее порой утомляет. Ты даже представить себе не можешь, как иногда хочется надеть шляпку и пойти куда-нибудь — и чтобы никто тебя не спрашивал, куда ты идешь и зачем, сколько времени ты будешь отсутствовать и когда вернешься. Ты даже представить себе не можешь, как хочется иногда заказать обед, который понравился бы мне и детям, но при виде которого ты нахлобучил бы шляпу и отправился в клуб. Ты даже представить себе не можешь, как иногда хочется пригласить подругу, которую я люблю, а ты терпеть не можешь; встречаться с людьми, с которыми мне приятно встречаться, ложиться спать, когда клонит в сон, и вставать, когда заблагорассудится. Если два человека живут вместе, то они вынуждены приносить в жертву друг другу свои желания. Вот почему иногда необходимо расслабляться.

Нет, — закончил мой друг церковный староста, глубоко вздохнув, — в Лондоне любителям нарушать порядок не развернуться. В Германии же все наоборот, — порядка столько, что нарушать его можно до бесконечности.

Что происходит с человеком, когда он в халате и шлёпанцах среди ночи бродит по дому, описывать нет необходимости, каждый испытал это на себе. Все вещи, в особенности же с острыми углами, норовят исподтишка ударить его, и побольней. Когда вы расхаживаете по дому в тяжелых башмаках, вещи разбегаются кто куда; когда же у вас войлочные шлёпанцы на босу ногу, вещи выползают из углов и лупят вас почём зря.

Немец любит природу, но природа в его представлении — это знаменитая Валлийская арфа. Своему саду он уделяет максимум внимания: сажает семь розовых кустов с северной стороны и семь — с южной, и, если они, не дай Бог, выросли неодинаковыми по размеру и форме, немец от волнения теряет сон. Каждый цветок подвязывается к колышку. Природная красота цветка теряется, но немец доволен: ведь главное, чтобы цветок был на своём месте и вёл себя прилично.