— Я же просила повернуть самолёт. Почему ты меня не послушал? Теперь мы в восьми милях над Арктикой.
— Я сейчас пытаюсь тебя слушать, так что заткнись. Сердце в порядке. Грудь упругая.
— Я же просила повернуть самолёт. Почему ты меня не послушал? Теперь мы в восьми милях над Арктикой.
— Я сейчас пытаюсь тебя слушать, так что заткнись. Сердце в порядке. Грудь упругая.
— О, Господи! Какого чёрта?!
— Попалась!
— Ты специально пораньше проснулся и залез под кровать, чтобы меня напугать?!
— А ещё поставил будильник.
— Ты едва вышел. Ты же не успел все обдумать.
— Мне жаль. Мой уход коснется вас обоих... И Тринадцать... И носатого тоже.
— Ненавижу банкеты-репетиции почти так же сильно, как ненавижу свадьбы. И единственная причина жениться — защищать от хищников самку человека прямоходящего во время кормления грудью. А эти двое женятся только ради того, чтобы устроить пафосный банкет и заставить нас почувствовать себя нищебродами. Хотя мы и знаем, что через пару лет адвокаты будут распиливать их «Бентли».
— Отличный будет тост.
— Я же просила тебя избавиться от «смертоносной кошки».
— Ты видишь кошку?
— Я вижу кошачий туалет.
Хауc, указывая на свою трость:
— Я инвалид, доктор Кадди. Я не успеваю добежать до туалета.
— Ты видел её грудь?!
— Только как врач. Послушал её сердце, а там: грег-хаус, грег-хаус, грег-хаус...
— И оставь ее в покое!
— Если я оставлю ее в покое, ты вернешь мне ковер?
— Нет!
— ... а если я отстану с ковром, можно мне ее?
— Ты едва вышел. Ты же не успел все обдумать.
— Мне жаль. Мой уход коснется вас обоих... И Тринадцать... И носатого тоже.
— Зачем пришел?
— Оба мои кабинета заняты командами.
— Командами?
— Так что орать на меня можешь только здесь.
— У тебя команды?
— Целых две. Решил потерпеть сегодня твои крики, потому что заметил твою блузку, а значит, пока кричишь — будет на что отвлечься.