Каждый из нас может писать стихи,
Но не каждый может вложить в них смысл
И искренность своей души.
Каждый из нас может писать стихи,
Но не каждый может вложить в них смысл
И искренность своей души.
Чем чаще Дэйв говорил, что все нормально, но вел себя так, как будто все ненормально, тем больше вариантов объяснения его выкрутасов – один другого страшнее – придумывала Кейт. Да и кто бы на ее месте не стал себя накручивать? Самым простым решением – простым для всех, кроме, конечно, самого Дэйва, – было, чтобы Дэйв прямо и откровенно высказался.
Я сыт по горло вашей манной кашей,
Я знаю точно — Дед Мороза нет!
Вы не заметили, а дети стали старше...
Сатрапы! Купите мне велосипед!
Не заглушить вам крик мой в магазине!
Не перекрыть свободе кислород!
Купите мне велосипед! Купите!
Мороженым мне не заткнёте рот!
Не запугаете меня Бабаем,
Не страшен мне ваш глупый Бармалей,
Поскольку я познал кошмар похуже —
Кошмар советских пионерских лагерей!
Вы столько раз ссылали меня в угол,
Давили все восстания ремнем,
Но тем не менее, конструктор был мне куплен,
И до велосипеда доживём!
Написать любовное стихотворение,
мечтать о сне, прежде чем умереть
написать любовное стихотворение,
но что за стихотворение, о какой любви,
и что если любовь
не была любовью вовсе и жизнь
слишком коротка для первого
поцелуя?
Каждый человек искренен наедине с самим собой; лицемерие начинается, когда в комнату входит кто-то ещё.
Тихо, чуть нервно читает стихи.
Каждая строчка, как лезвие бритвы:
Режет пространство и жизнь на куски;
Стихи – откровенье, стихи, как молитва.
Поэзия сердцем с тобой говорит,
Поэзия мир наделяет душой.
И каждый, кто нервно читает стихи:
Немножечко грешник; и много – святой.
В чистой и безмятежной жизни девушек наступает чудесный час, когда солнце заливает лучами их душу, когда каждый цветок что-то говорит им, когда биение сердца сообщает мозгу горячую плодотворность и сливает мечты в смутном желании, — день невинного раздумья и сладостных утех. Когда ребенок впервые начинает видеть, он улыбается. Когда девушке впервые открывается непосредственное чувство, она улыбается, как улыбалась ребенком. Если свет — первая любовь в жизни, то любовь не свет ли сердцу?
Darkling I listen; and, for many a time
I have been half in love with easeful Death,
Called him soft names in many a mused rhyme,
To take into the air my quiet breath.