Алексей Николаевич Толстой. Хождение по мукам

Умненькая, наверное, — некрасивые все умницы... На них то и надо жениться, их-то и любить... А мужики готовы шкуру с себя содрать — только бы у них на подушке лежала смазливая головка с кукольными ресницами, пришептывая всякую дребедень и пошлости...

0.00

Другие цитаты по теме

Иван Ильич захлопнул книгу.

— Ты видишь… И теперь не пропадем… Великая Россия пропала! А вот внуки этих самых драных мужиков, которые с кольями ходили выручать Москву,  — разбили Карла Двенадцатого и Наполеона… А внук этого мальчика, которого силой в Москву на санях притащили, Петербург построил… Великая Россия пропала!.. Уезд от нас останется,  — и оттуда пойдет русская земля…

Если человек сам себя не любит, тогда он никого не может любить, — на что он тогда пригоден? Например, бесстыдники, подлецы — они себя не любят... Спят они плохо, все у них чешется, вся кожа свербит, то злоба к горлу подходит, то страх обожжет... Человек должен себя любить и любить в себе такое, что может любить в нем другой человек...

Тот хорошо командир, кто при самых тяжёлых обстоятельствах держит в памяти сложную душу каждого бойца, доверенного тебе...

Вот встречаешь человека и проходишь мимо рассеянно, а он перед тобой, как целое царство в дымящихся развалинах...

Зачем скрывать от себя, — выше всего желание счастья. Я хочу наперекор всему, — пусть. Могу я уничтожить очереди, накормить голодных, остановить войну? — Нет. Но если не могу, то должен ли я также исчезнуть в этом мраке, отказаться от счастья? Нет, не должен. Но могу ли я, буду ли счастлив?..

Говорят, есть люди без страха, — пустое это... Страх живёт, головочку поднимает, — а ты ему головочку сверни... Позор сильнее страха.

Женщины не всегда обязаны надевать каблуки. Особенно если им не хочется. В конце концов, не в каблуках же одних заключена вся женская красота. Вся магия идет изнутри, а одежда — лишь продолжение этого.

Эта женщина прекрасна, потому что любима.

Кити видела каждый день Анну, была влюблена в нее и представляла себе ее непременно в лиловом. Но теперь, увидав ее в черном, она почувствовала, что не понимала всей ее прелести. Она теперь увидала ее совершенно новою и неожиданною для себя. Теперь она поняла, что Анна не могла быть в лиловом и что ее прелесть состояла именно в том, что она всегда выступала из своего туалета, что туалет никогда не мог быть виден на ней. И черное платье с пышными кружевами не было видно на ней; это была только рамка, и была видна только она, простая, естественная, изящная и вместе веселая и оживленная.

Когда миловидная женщина входит в дверь, здравый смысл улетучивается в окно.