В комнате искусственного лета,
Мы лежим на кафельном столе
И в лучах искусственного света
Раны застывают как желе.
В комнате искусственного лета,
Мы лежим на кафельном столе
И в лучах искусственного света
Раны застывают как желе.
Люди больше не услышат
Наши юные смешные голоса.
Теперь их слышат только небеса...
Люди никогда не вспомнят
Наши звонкие смешные имена.
Теперь их помнит только тишина...
Многие думают, что их время еще не пришло — а время незаметно и безвозвратно уже ушло!
Однажды я был в баре со своим другом и сказал ему: «Мы превратились в тех самых 40-летних мужиков, на которых раньше смотрели и думали: «Как это грустно!»
После Гоголя, Некрасова и Щедрина совершенно невозможен никакой энтузиазм в России. Мог быть только энтузиазм к разрушению России. Да, если вы станете, захлёбываясь в восторге, цитировать на каждом шагу гнусные типы и прибауточки Щедрина и ругать каждого служащего человека на Руси, в родине, — да и всей ей предрекать провал и проклятие на каждом месте и в каждом часе, то вас тогда назовут «идеалистом-писателем», который пишет «кровью сердца и соком нервов»... Что делать в этом бедламе, как не... скрестив руки — смотреть и ждать.
I thought about leaving for some new place,
Somewhere where I, I don't have to see your face,
'Cause seeing your face only brings me out in tears,
Thinking of the love I've wasted all through the years.
Your voice is thunder
Pounding on my soul
My voice is rain
We're going under
Nothing will remain
We'll be the hurricane.
Думаю, никто не ест рожок с мороженым на похоронах или на пожаре. Красный Крест не разбрасывает рожки над странами третьего мира. Если ты ешь мороженое, как-то не верится, что дела идут совсем уж дерьмово. Что больше нет никакой надежды.
Кто подошла ко мне так резко
И так незаметно?
Это моя смерть!
Кто ложится на меня
И давит мне на грудь?
Это моя смерть!
Кто носит черный галстук
И черные перчатки?
Это моя смерть!
Кто подверг меня беспамятству
И ничегоневиденью?
Это моя смерть!