Великое мгновенно разверзает в нас бездну недоумения и непонимания.
Все великое до смешного простое, но дается оно нелегким трудом.
Великое мгновенно разверзает в нас бездну недоумения и непонимания.
Есть в дожде откровенье — потаённая нежность
и старинная сладость примеренной дремоты,
пробуждается с ним безыскусная песня,
и трепещет душа усыплённой природы.
Зубы кости слоновой
у луны ущерблённой.
О, канун умиранья!
Ни былинки зелёной,
опустелые гнёзда,
пересохшие русла...
Умирать под луною
так старо и так грустно!
Донья Смерть ковыляет
мимо ивы плакучей
с вереницей иллюзий -
престарелых попутчиц.
И как злая колдунья
из предания злого,
продает она краски -
восковую с лиловой.
А луна этой ночью,
как на горе, ослепла -
и купила у Смерти
краску бури и пепла.
И поставил я в сердце
с невеселою шуткой
балаган без актеров
на ярмарке жуткой.
Глубину мутят пороги.
Звёзд не видно быстрине.
Всё забудется в дороге.
Всё воротится во сне.
Тяжкие цепи сдавили
память мою до боли,
и птица, что щебетом звонким
умеет расписывать вечер,
томится теперь в неволе.
Минувшее невозвратимо,
как будто кануло в омут,
и в сонме ветров просветленных
жалобы не помогут.
Я люблю тебя, люблю безумно,
с книгой мертвой и с улыбкой грустной,
в башне ожиданья темно-синей
и в пещере смутных, душных лилий,
на постели моря, в лунной нише,
на балу, что снится черепахе.
Гитара,
и во сне твои слезы слышу.
Рыданье души усталой,
души погибшей
из круглого рта твоего вылетает,
гитара.