Айн Рэнд. Источник

Другие цитаты по теме

Я вышел заявить, что я человек, существующий не для других. Заявить это необходимо, ибо мир гибнет в оргии самопожертвования.

Я не признаю никаких обязательств перед людьми, кроме одного — уважать их свободу и не иметь никакого отношения к обществу рабов. Я готов отдать моей стране десять лет, которые проведу в тюрьме, если моей страны больше не существует. Я отдам их в память о ней и с благодарностью к ней такой, какой она была. Это будет актом верности моей стране и актом отказа жить и работать в той стране, которая пришла ей на смену.

... никакой свободы не существует, ибо все творческие устремления людей, как и все прочее, жестко обусловлены экономическим укладом эпохи, в которой живут эти люди.

— Ну, по-моему, у нее очень сильный характер.

— Благодарю за преуменьшение.

... каждый человек сам находит для себя смысл, форму и назначение. Почему так важно, что сделали остальные? Почему освящается простой факт подражательства? Почему прав кто угодно, только не ты сам? Почему истину заменяют мнением большинства? Почему истина стала фактом арифметики, точнее, только сложения? Почему все выворачивается и уродуется, лишь бы только соответствовать чему-то другому? Должна быть какая-то причина. Я не знаю и никогда не знал. Я бы хотел понять.

Ты замечал, что идиоты всегда улыбаются? Первое нахмуривание лба у человека — это первое прикосновение Господа. Прикосновение мыслью.

Было странно столь остро осознавать существование другого человека, ощущать в нем сильнейшую потребность, которую не было надобности облекать в слова: не было в ней ни особой радости, ни особой боли, она просто была — безоговорочная, как приговор.

Может быть боль настолько велика, что я уже её не чувствую. Существует некий предел, до которого можно выдерживать боль. Пока существует этот предел, настоящей боли нет...

На пути к миллионам, которыми он владел сегодня, ему никто никогда не оказывал ему помощи. «Именно поэтому, — объяснял он, — никто мне никогда не мешал».

Было важно знать, что она, эта женщина, существует в мире, было важно думать о ней — о том, как она проснулась этим утром, о том, как двигалось ее тело, ныне принадлежащее ему — ему навсегда, думать о том, что она думает.

Китинг откинулся назад с ощущением теплоты и удовольствия. Ему нравилась эта книга. Она преобразила его рутинный воскресный завтрак в глубокое духовное переживание. Он был уверен, что оно глубокое, потому что он ничего не понимал.