– Что ж ты такая упертая-то?
– А ты излишне самонадеянный.
– Мне по статусу положено.
– А мне по определению.
– Что ж ты такая упертая-то?
– А ты излишне самонадеянный.
– Мне по статусу положено.
– А мне по определению.
– Как ты докатилась до такой жизни?
– Не поверишь, на метле, – съехидничала я.
– Это я видел, – усмехнулся князь. – Оценил в продуктовом эквиваленте. Ну и как ощущения?
– Как у пьяного поросенка на дереве.
– В смысле?
– Штормит, мутит и упасть страшно. А самое главное – не знаешь как ты здесь оказался.
Красив зараза! Правда, если на обезьяну напялить царские одежды, она тоже будет ничего...
Мой мозг уникален по своей природе, и прошу его не обижать, а то он выдаст вам парочку гениальных идей, потом опять жаловаться будете.
Чтобы превратить мужика в козла, вовсе не обязательно быть ведьмой, достаточно быть порядочной стервой.
... знал понемногу всего и ничего конкретного — стандартный побочный эффект чрезмерного пичканья знаниями. Это как при обжорстве — сколько в себя еды не впихивай, а всё равно больше, чем организму требуется, не усвоится, остальное выводится наружу естественными путями.
То, что оба были уже в той кондиции, когда неважно кому и сколько наливать, главное, чтобы пили, – это и так понятно. И что будет потом, их волновало не сильно.
... Знал понемногу всего и ничего конкретного – стандартный побочный эффект чрезмерного пичканья знаниями.
Он не понимал, как я ухитряюсь при оставшихся всего пяти фигурах устроить ему шах и мат всего в три хода, когда его фигуры имеют более выгодное положение.
— Ну как у тебя это получается? — кипятился он после очередного проигрыша. — Я вообще не вижу логики в твоих ходах!
— А её там и не было, — усмехнулась я. — Поэтому я и выигрываю.
— Так нечестно играть, это жульничество!
— Это не жульничество, а способ восприятия мира.
— Ты издеваешься? — подозрительно сощурилась я.
— Ничуть.
— И ты хочешь доверить столь ответственную операцию магу-недоучке, от которой пользы не больше, чем от высушенной поганки?
— Высушенной поганкой отравить кого-нибудь можно, — не сдавался Васька.
— Вот и я о том же.