— Почему никто не верит, что я способен на добрые дела?!
— По опыту.
— Почему никто не верит, что я способен на добрые дела?!
— По опыту.
— Я понял, что мы можем подружиться [с Чейзом и Форманом]...
— Серьезно?
— ... и тут я протрезвел.
— Она не бросит Марка в середине реабилитации. Слишком много вины.
— Тебя она бросила...
— Стоит мне провести время с кем-то ещё, и ты задолбаешь и меня, и этого беднягу.
— И что? Разве это не весело?
— Пятый уровень счастья — творчество. Влияние на жизни других…
— Шестой уровень — героин, а седьмой будет, когда ты уйдешь.
— Привет! Сыграем?
— Не могу. Иду рушить браки.
— Ладно...
— Ладно как пассивно-агрессивное проявление реверсивности или депрессивной обреченности?
— Ладно — в смысле я передумал.
— Ты наркоман! Я то, идиот, считал, что дело ограничится таблетками, социопатией и сарказмом.
[Хаус рыгнул]
— прости! Викодин аукается.
— А ты торчишь на медребусах. Все классические признаки наркомании. Врешь, пренебрегаешь обязанностями и не можешь остановиться, невзирая на последствия.
— Как будто вселенная показала мне большущий фак!
— Нужен ты вселенной…
— «Почему я?» Всю жизнь убеждал пациентов: «Не мучьтесь, это вопрос без ответа».
— Мудро.
— Жестоко! Они просто пытались понять, что происходит, а я им: «Плевать! Забейте!» Нет бы, прожить жизнь как ты, прагматичной, эгоцентричной, самовлюблённой скотиной, которая отравляет жизнь всем и вся.
— У тебя всё равно был бы рак.
— Да! Но я бы хоть знал, что заслужил его.