— А было время, когда ты мной не командовала?
— Пару лет до моего рождения.
— А было время, когда ты мной не командовала?
— Пару лет до моего рождения.
Моя мама любила вино и курила в постели Верджинию Слимс. Я играл с другими детьми во дворе. Они на великах, я нет. Мы услышали сирены. Они прыгнули на велики, помчались, посмотреть, что случилось... Я побежал за ними, но не догнал. Повернул за угол, а мои друзья смотрят на меня. Все кругом смотрели на меня. Стояли пожарные машины, сбежались люди, — это горел мой дом. Моя мама спала. Она сгорела. Было трудно. Она исчезла... стерлась. Ничего не осталось. Говорят, так даже лучше. Тогда мне это казалось неправдой.
Я стараюсь верить не людям, а в людей. Ну, встречаешь ты человека и неважно, чем он занимается, что он делает. Ты просто его принимаешь и всё. Со всеми словами, поступками и даже недостатками.
— А если недостатков больше? А если одни недостатки?
— Так у всех есть недостатки. Только это неплохо… Это нормально.
Вообще в женатом состоянии напрягает не то, что у тебя нет других женщин, а то, что нет этой возможности. Я, может быть, ею бы и не воспользовался, но возможность-то должна быть… Вот, например, запретили бы тебе есть вилкой. Причем в формулировке «никогда». «Никогда больше не будешь есть вилкой!» Да, казалось бы, и черт бы с ней, можно ложкой, палочками, руками… Но тебе сказали — нельзя, и сразу захотелось именно вилкой. И, главное, вот она — вилка, лежит. Много вилок. Открыл ящик — полно. Разные — длинные, короткие, трехзубые, двузубые, серебряные, мельхиоровые… Да тебе в таком состоянии даже и алюминиевая сгодилась бы… если у тебя уже три года не было ни одной вилки. Но нельзя. А буквально вчера еще было можно — бери любую вилку и пользуйся, и никому дела нет. А сейчас воспользовался — и все так головами качают: «Э-эх, что же ты, обещал же вилками не пользоваться…»
— Неужели тебе не обидно, что у тебя такая жизнь? — нахмурилась Саша.
— Мне обидно, что строение позвоночника не позволяет мне задрать голову вверх и посмотреть на того, кто ставит эксперимент, — отозвался музыкант.