Можно сказать, я до 21 года придерживался принципа целибата. Я сидел в моей спальне, читая Ницше и Камю.
Любовь — это самоотдача, а не ожидание чего-то взамен. Когда я смотрю по сторонам, все хотят что-то получить от отношений. Это не любовь.
Можно сказать, я до 21 года придерживался принципа целибата. Я сидел в моей спальне, читая Ницше и Камю.
Любовь — это самоотдача, а не ожидание чего-то взамен. Когда я смотрю по сторонам, все хотят что-то получить от отношений. Это не любовь.
Когда я наношу сам себе порезы, то чувствую себя гораздо лучше. Все раздражающие меня мелочи внезапно становятся столь незначительны, поскольку я концентрируюсь на боли. Я не тот человек, который может кричать и рыдать, так что это мой единственный выход. Всё очень логично.
Когда ты ненавидишь сам себя, что бы ни говорили люди вокруг, это не имеет значения.
Слово на букву «С» никогда не приходило мне в голову. Я никогда этого не совершу. В смысле попытку. Потому что я сильнее этого. Возможно, я слабый человек, но я могу терпеть боль.
О вещах типа цензуры… Я думаю, на телевидении должно быть разрешено всё. Вы знаете, я подразумеваю под этим что угодно. Но я не ведаю, кто ещё поддерживает эту идею. Даже левые политические партии утверждают, что цензура в некоторой степени должна присутствовать, что некоторые вещи являются проявлением дурновкусия. Однако ни у кого нет права определять, что такое дурновкусие.
Мы — отбросы, которые напоминают людям о страдании. Когда мы прыгаем на сцене, это не рок-клише, а геометрия презрения. Мы не выставляем напоказ наши раны, мы суем их людям под нос. Мы — гниющие цветы на площадках для игр богачей. Мы молодые, красивые отбросы, которых достал этот мир. Закрывшиеся больницы убивают больше людей, чем когда-либо убьют бомбы, подложенные в машины. Уничтожь аристократию и убивай, убивай, убивай. Королева и страна — вялые бессловесные мерзавцы. Мы тонем в созданном производством эго. Мысли о том, чтобы бросить кирпич, родились из скуки...