Скука никогда не чувствуется сильнее, чем в дни молодости.
Однако искусственно ставить себе цель и искусственно ждать её достижения было ложью в своей основе...
Скука никогда не чувствуется сильнее, чем в дни молодости.
Однако искусственно ставить себе цель и искусственно ждать её достижения было ложью в своей основе...
В пылу самого беспорядочного опьянения я вдруг замечал своё положение. Я замечал, что являюсь глупцом, обманывающим самого себя своими действиями. Иногда же, сколько бы я ни пил, я не мог добиться даже такого обманчивого состояния и погружался в безудержную тоску. Когда же я искусственно получал весёлость, обязательно потом наступала реакция уныния.
Во мне где-то была мысль, что свет может быть каким ему угодно, я же сам великолепный человек.
Я был убеждён в том, что, если не нравится, отказываешь, а стоит только отказать, и вопрос уже решён...
Терпи меня таким, как я теперь — скучным, чтобы не терпеть меня потом, в будущем, скучным ещё более.
Теперь в первый раз я почувствовал, что, отстранившись от всего мира, я всё-таки своими руками делаю какое-то добро...
Мне так хотелось пробить в каком-нибудь местечке голову К. и вдунуть через это отверстие струю более «нежного» воздуха.
... Как пример того, что в мире нет людей, достойных доверия. Вероятно, ответ мой показался вам, стремящемуся вперёд, в глубь мира идей, неудовлетворительным; показался, может быть, устаревшим. Но для меня это был ответ жизни.
Я с жаром утверждал, что не могу признать той философии, будто стоит только жениться, а потом всё уладится как-нибудь. Одним словом, я был самым возвышенным теоретиком в делах любви и в то же самое время — самым придирчивым практиком.