— Ещё зефира?
— Нет, нет, нет. Не будем торопить приход диабета.
— Ещё зефира?
— Нет, нет, нет. Не будем торопить приход диабета.
— Пью, дерусь, выражаюсь. Даже кондиционер починить не на что.
— Прям начало самой стрёмной кантри-песни в мире.
Я считаю, что кладбище это место только для этих сраных конфет «Рачки». Это мразь, а не конфета. Эти конфеты, которые нам подкидывают через детей через новогодние подарки. Ребёнок сидит: «Фу, рачило...» Мать подошла, забрала его, положила и он при любых удобных похоронах кочует на кладбище. В целом, этот рачок проживает жизнь человека: от ребёнка до кладбища. Эти конфеты... «Полёт», «Мятное»... Я бы вообще в магазинах продавал килограмм на похороны. Бесплатно. Нет такого, чтобы бомж шёл по кладбищу и увидел «Ferrero Rocher», «Raffaello», «Meller»... «Ну у меня есть время!»
— За нами следили, все это время.
— Кто?
— Люди в белом.
— Господи, боженька, я ж тут дрочил.
— Я тоже.
— У Джесси есть и другая сторона.
— Да у всех нас стороны. Возможно я самый разносторонний человек в твоей жизни.
— Да заткнись ты.
— Нас пасли всё это время.
— Боже. Блин, а я тут вроде мастурбировал.
— Да, и я.
— Думаешь, надо сказать Джесси...
— Что мы мастурбировали в гостиной?
— Фиксирую впереди нас остатки мощной энергии. Я думаю, это ловушка.
— Эй, да что может случиться?
— Что такое, людишки? Нервы сдают? Я вас жду.
— Куда он всё время убегает? Мы его чем-то обидели?
— Паразиты! Сколько вас надо уничтожить, чтобы вы знали своё место?