Ну просто беда с вами, людьми… Бестолковые…
— Какое Рождество? — устало сказал Сергей Иванович. — Война. Не время для праздников.
— Ничего себе! — из толпы выскочила совсем маленькая охля и стала рядом с Главным Птёрком. — А когда время для праздников? Когда и без них весело? Ничего себе!
— На войне — настоящая жизнь!
— На войне — настоящая смерть. А жизнь... она там, в городах.
Я сегодня специально к врагам сбегала, у них там паника. Они сначала думали, что русские какое-то новое секретное оружие испытывают, блики какие-то непонятные по городу бегают! А потом, когда поняли, что вы трамвай пустили, чуть с катушек не съехали. Один ефрейтор даже плакал: «Мы тут мёрзнем, у нас люди гибнут, а они на седьмом месяце блокады пускают трамвай! О какой победе может идти речь, о какой гибели этого города, если они трамвай пустили?»
Война закончится в свой срок — пойдёт её муж воевать или нет. Однако не говорила ничего, только шептала про себя: «Уцелей, мой хороший! Обязательно уцелей!».
— Женщины, они вообще странные существа. Все бегают чего-то, крутятся... Надеются на что-то...
— Твоя родина — это твоя мама. Вот ее ты и должен защищать! — отрезал дядя Сережа. — На фронте без вас народу хватит, а ваша задача женщинам помогать, когда взрослые мужчины на войну уйдут.
Маша, как могла, помогала, но больше бегала к зеркалу. Там она в очередной раз проводила руками по лицу, рассматривала отражение и спрашивала у мужа:
— А так лучше?
Сергей Иванович поворачивался к ней и честно признавался:
— Очень хорошо… а что изменилось?
— То есть как что? Раньше платье было голубоватое, а теперь белое с голубизной!
Что если бы все, каждый, потихоньку свою жизнь записывали, как бы это было здорово! Вот кажется: что писать, и так всё помнишь, а через сто лет как это будет людям интересно! Что мы носили, куда ходили? А вдруг у них, через сто лет всё по-другому будет?
Cлайд с цитатой