Скрестив руки на груди, он откинулся на спинку стула:
— Охренеть можно!
— Сэр?
— Говорят, если долго сидеть и ничего не делать, удача сама приплывет к тебе в руки.
Скрестив руки на груди, он откинулся на спинку стула:
— Охренеть можно!
— Сэр?
— Говорят, если долго сидеть и ничего не делать, удача сама приплывет к тебе в руки.
Он склонился ко мне так, что наши носы практически соприкоснулись:
— Слышь, ты, кусок говна...
Но дальше ему продвинуться не удалось. В аккурат на «говне» я резко взбрыкнул правой ногой и вмазал ему коленом в морду.
Но есть такое правило: после любого боя – и неважно, победили вы или проиграли, – еще раз мысленно прокрутить события, дабы извлечь урок.
Третий закон Ньютона о ведении разговора, если бы таковой существовал, непременно утверждал бы, что любое заявление предполагает равное по силе и диаметрально противоположное по смыслу ответное заявление.
Видите ли, в тюрьме я уже бывал. Правда, всего три недели и всего лишь в предвариловке, но когда тебе дважды в день приходится играть в шахматы с угрюмо-свирепым болельщиком «Вест Хэм», у которого татуировка «УБЬЮ» на одной руке и «УБЬЮ» на другой, да еще набором шахматных фигур, где не хватает шести пешек, всех ладей и двух слонов, – в общем, ты невольно вдруг начинаешь ценить кое-какие мелочи. Такие, например, как свобода.
Боль – это событие. Которое происходит с тобой, и справляться с которым ты должен в одиночку – любыми доступными тебе способами.
Где-то тикали часы. Довольно быстро. Слишком быстро, как мне показалось, чтобы действительно отсчитывать секунды. Хотя это ведь была американская территория, так что, вполне возможно американцы когда-то решили, что секунды — это мать их, слишком уж медленно и хорошо бы ускорить минуту секунд, скажем, до двадцати? Тогда у нас, мать вашу, будет больше часов в одном, мать их, дне, чем у этих ***ов-англичашек.
Одно дело, когда продавец в магазине убеждает тебя, что стиральная машина – просто чудо. И совсем другое, когда об этом вещает архиепископ Кентерберийский: мол, это Божье чудо, коли грязь удаляется даже при низких температурах. По-моему, разница огромная.
Достав бутылку «Знаменитой куропатки» и стакан, я плеснул себе на два пальца и поплелся на кухню. Разбавив виски водой ровно настолько, чтобы куропатка из «знаменитой» стала «едва знакомой»...
Безусловно, имелась одна, причем весьма веская причина, почему я желал сохранить его благосклонность. Да, возможно, он слегка того, а доченька его — не более чем смазливая фифа, вывернутая мехом внутрь. Однако я не мог отрицать очевидного факта: эта парочка определенно обладала каким-то шармом.