Свои несчастья можно научиться принимать без ропота; но спокойно взирать на чужие несчастья, которые так часто кажутся незаслуженными, — на это способны только философы, одержимые совершенством абсолюта.
— Мы мечтаем о свободе... Но когда ее приносят на блюдечке с голубой каемочкой... Мы совсем не знаем, что с нею делать...
— А он сегодня философ.
— Наверное, задумался о пенсии.
Философствовать – значит оберегать внутреннего гения от поношения и изъяна, добиваться того, чтобы он стоял выше наслаждений и страданий, чтобы не было в его действиях ни безрассудства, ни обмана, ни лицемерия, чтобы не касалось его, делает или не делает чего-либо его ближний, чтобы на все происходящее и данное ему в удел он смотрел, как на проистекающее оттуда, откуда изошел и он сам, а самое главное – чтобы он безропотно ждал смерти, как простого разложения тех элементов, из которых слагается каждое живое существо. Но если для самих элементов нет ничего страшного в их постоянном переходе друг в друга, то где основания бояться кому-либо их общего изменения и разложения? Ведь последнее согласно с природой, а то, что согласно с природой, не может быть дурным.
Будь легче, Баронне. Позволь своему разуму пораспутничать, как ему хочется. Засыпай с одной, просыпайся с другой — я имею в виду идеи, — покидай одну ради другой, ухаживай за всеми, не привязываясь ни к одной. Мысли — это женщины, Баронне, ими дышат, за ними бегают, от них хмелеют, а затем желание вдруг делает зигзаг, и мы отправляемся искать в другую сторону. Философия — это случайная связь, её ни в коем случае нельзя принимать за большую любовь. Побольше лёгкости, дружок Баронне, мысль должна быть не тяжелее пера. Разве мужчина когда-нибудь обладает женщиной? Разве человек когда-нибудь владеет истиной?
Большинство из нас конфузится, когда нам говорят комплименты. Странно, что верующие воображают, будто богу приятно выслушивать комплименты, которые они раболепно ему расточают. В молодости у меня был друг, пожилой человек, часто приглашавший меня к себе погостить. Он был религиозен и по утрам собирал своих домочадцев и читал молитвы. Но в его молитвеннике были вычеркнуты карандашом все фразы, где восхвалялся бог. Он говорил, что нет ничего вульгарнее, чем хвалить человека в лицо, и, будучи джентельменом, не допускает, чтобы это могло нравиться богу — ведь он как-никак тоже джентельмен. В то время это казалось мне чудачеством. Сейчас я считаю, что мой друг был очень неглуп.
В больших городах люди напоминают камни, насыпанные в мешок: их острые края постепенно стираются, и они становятся гладкими, как галька.
Я не согласен с мнением, что нужно закрывать глаза на пороки знаменитых людей; по-моему, лучше, чтобы мы о них знали: тогда, помня, что мы не менее их порочны, мы все же можем верить, что и добродетели их для нас достижимы.
Я не вижу особой разницы между людьми. Все они — смесь из великого и мелкого, из добродетелей и пороков, из благородства и низости. У иных больше силы характера или больше возможностей, поэтому они могут дать больше воли тем или иным своим инстинктам, но потенциально все они одинаковы.
Cлайд с цитатой