Лошадь
сказала,
взглянув на верблюда:
«Какая
гигантская
лошадь-ублюдок».
Верблюд же
вскричал:
«Да лошадь разве ты?!
Ты
просто-напросто —
верблюд недоразвитый».
И знал лишь
бог седобородый,
что это —
животные
разной породы.
Лошадь
сказала,
взглянув на верблюда:
«Какая
гигантская
лошадь-ублюдок».
Верблюд же
вскричал:
«Да лошадь разве ты?!
Ты
просто-напросто —
верблюд недоразвитый».
И знал лишь
бог седобородый,
что это —
животные
разной породы.
Люди, которые не могут куда-то вписаться, не впишутся никогда. Так что проще просто забить на это и получать удовольствие с людьми, которые не против, что ты другой.
– Здрасте!
– Занят!
– Простите, что отнимаю время, но я покончу с собой… Решила, вот, пусть взрослые знают.
– Ух ты… Ты представляешь, я как раз писал свою предсмертную записку… Я счастлив лишь тридцать две мимолётные минуты в обед, которые снова и снова ворует у меня одна и та же ученица с кошмарным вкусом в одежде. И я решил, что предпочитаю всему этому вечный покой.
Флоты — и то стекаются в гавани.
Поезд — и то к вокзалу гонит.
Ну а меня к тебе и подавно —
я же люблю! —
тянет и клонит.
Люди — лодки.
Хотя и на суше.
Проживёшь
своё
пока,
много всяких
грязных ракушек
налипает
нам
на бока.
А потом,
пробивши
бурю разозленную,
сядешь,
чтобы солнца близ,
и счищаешь
водорослей
бороду зеленую
и медуз малиновую слизь.
Скажем, такой Иван Тургенев
приезжает в этакий Париж.
Изящная жизнь, обеды, танцы...
Среди великосветских нег
писатель, подогреваемый «пафосом дистанции»,
обдумывает прошлогодний снег.
Ты посмотри какая в мире тишь
Ночь обложила небо звёздной данью
в такие вот часы встаешь и говоришь
векам истории и мирозданию