Нет ничего на свете, что могло бы унизить человека, если он сам не поддастся унижению.
В отличие от многих женщин, она могла, когда нужно, подчинять доводам рассудка свои действия.
Нет ничего на свете, что могло бы унизить человека, если он сам не поддастся унижению.
В отличие от многих женщин, она могла, когда нужно, подчинять доводам рассудка свои действия.
Я ничего не думаю, моя дорогая. Я вас жду. Вздыхаю. «Влюблённый должен бледнеть в присутствии своей возлюбленной». Я бледнею. Или вы полагаете, что я бледнею недостаточно? Я знаю, трубадуры должны становиться на колени перед своей дамой, но такая поза не для моей ноги. Но поверьте, я, как и наш божественный поэт Бернар де Вантадур, могу воскликнуть: «Муки любви, принесенные мне красавицей, верным рабом которой я являюсь, доведут меня до смерти». И я умираю, сударыня.
Сначала становятся перед человеком на колени, а потом наступают ему ногой на голову. Я не желаю почтения сейчас, чтобы не испытать унижения в будущем.
Любовь — враг излишеств... Истинное наслаждение кончается, когда начинается распутство, — ибо, погрязнув в нём, приходишь к отвращению.