Если на свете и существует средство от страданий, так это упорная работа, особенно бесполезная.
Я не умею действовать иррационально, за исключением тех случаев, когда возникает необходимость вести себя как человек.
Если на свете и существует средство от страданий, так это упорная работа, особенно бесполезная.
Я не умею действовать иррационально, за исключением тех случаев, когда возникает необходимость вести себя как человек.
Настанет ли когда-нибудь конец этой боли и страданиям, которые я вынужден терпеть? Ох, о чем я говорю, жизнь — это страдание.
Секс — один из самых распространенных мотивов убийства, и это значит, он не вяжется с любовью, как, по слухам, принято считать.
Так вот каково быть человеком? Идти по жизни, понимая, что ты просто приманка на веревочке, спотыкаясь на каждом шагу и чувствуя, как тигр идет по твоим следам?
В жизни нет никакой справедливости. «Справедливость» — грязное слово, и я был бы вам очень благодарен, если бы вы не использовали его в моем присутствии.
Если бы кто-то мне сейчас крикнул: «Обернись, он сзади! У него пистолет!» — я бы только устало пробормотал в ответ: «В очередь».
В который раз ловлю себя на мысли, что, дойдя до середины разговора, я не понимаю, о чем идет речь. Очень неприятное чувство, хотя, если бы это каждый раз осознавали все остальные, особенно в Вашингтоне, мир стал бы лучше.
Я медленно пошел прочь, чувствуя, как на лице автоматически появилась беззаботная приветственная улыбка – обычная маскировка. Здравствуйте, офицер, просто вышел прогуляться. Чудный вечер для расчленения, не так ли?
Я ощущал, как меня окутывает туман ноющей боли, в которой не было никакого смысла — возможно, только напоминание о никчемности всего происходящего в нашей обыденной жизни: в машинальных движениях за завтраком, в поездках на работу — ни в чем, потому что в угодничестве привычке разумного составляющего просто не может быть.
Более подозрительным, чем ближайший родственник, может быть лишь ближайший родственник, служащий в полиции.