Елена Генриховна Гуро

Звени, звени, моя осень,

Звени, мое солнце.

И взяли журавлиного,

Длинноногого чудака,

И связав, повели, смеясь:

Ты сам теперь приюти себя!

Я ответить хочу один за все.

Звени, звени, моя осень,

Звени, звени, моя осень,

Звени, мое солнце.

0.00

Другие цитаты по теме

Из кельи была прекрасно видна середина октября и в ней тишина длиной в час ходьбы и шириной в два.

Было обычное октябрьское утро: по голубому небу бежали пушистые облачка, пахло прелой хвоей, сырой землей и утренней свежестью.

В парке, в старом каменном фонтане, на прозрачной холодной воде плавали желтые кораблики листьев. На земле сквозь разноцветный ковер пробивалась еще зеленая трава. С каждым моим вздохом желтый лист отрывался от ветки и, медленно кружась, опускался на землю. На старых стволах деревьев золотился дымчатый солнечный свет, но в глубоких складках коры оставалась тень. Было тихо, только слышно робкое пение птиц.

Иногда маленькие птички садились на каменные дорожки сквера. Я стояла и боялась дышать, боялась спугнуть листья, солнечные лучики сквозь крону, спугнуть эту тишину.

Небо, деревья, воздух — все было пронизано неярким светом, все было таким пленяющим и умиротворенным, что мне захотелось стать этой тихой осенью. В ней были капли грусти, но в ее мирном увядании было свое торжество. Торжество последней красоты засыпающей природы.

Небывалая осень построила купол высокий,

Был приказ облакам этот купол собой не темнить.

И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,

А куда провалились студеные, влажные дни?..

Изумрудною стала вода замутненных каналов,

И крапива запахла, как розы, но только сильней,

Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,

Их запомнили все мы до конца наших дней.

Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,

И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,

Что казалось — сейчас забелеет прозрачный подснежник...

Вот когда подошёл ты, спокойный, к крыльцу моему.

Я не помню, сколько осеней назад

Падал под ноги наш первый листопад.

Ты на краешке сгорающего дня

Целовал меня.

Полевые мои Полевунчики,

Что притихли? Или невесело?

— Нет, притихли мы весело —

Слушаем жаворонка.

Полевые Полевунчики,

Скоро ли хлебам колоситься?

— Рано захотела — еще не невестились.

Полевые Полевунчики,

что вы пальцами мой след трогаете?

— Мы следки твои бережем, бережем,

а затем, что знаем мы заветное,

знаем, когда ржи колоситься.

Полевые Полевунчики,

Что вы стали голубчиками?

— Мы не сами стали голубчиками,

а знать тебе скоро матерью быть —

То-то тебе свет приголубился.

По октябрьскому лесу

Шел я.

Умиротворяла

Тихость осени.

Хотелось,

Чтоб она тянулась долго

С этой ясностью, с дождями,

С днями длинными, глухими,

С обнаженностью деревьев,

С обостренностью их линий,

И с каким-то странным чувством

Одиночества, в котором

Удовольствие находишь...

Так я осень понимаю.

В пирном сводчатом зале,

в креслах резьбы искусной

сидит фон Фогельвейде:

певец, поистине избранный.

В руках золотая арфа,

на ней зелёные птички,

на платье его тёмносинем

золоченые пчелки.

И, цвет христианских держав,

кругом благородные рыцари,

и подобно весенне-белым

цветам красоты нежнейшей,

замирая, внимают дамы,

сжав лилейно-тонкие руки.

Он проводит по чутким струнам:

понеслись белые кони.

Он проводит по светлым струнам:

расцвели красные розы.

Он проводит по робким струнам:

улыбнулись южные жёны.

Осенний ветерок слегка приоткрыл дверь и прислал свою визитную карточку – золотистые листья…

Люблю тебя, осень, твой пышный венец,

И золото листьев, и их багрянец —

Апрель развернул их в сияющий день,

И август под ними искал себе тень,

В осенние полдни, ноябрь, это ты

То медью, то золотом кроешь листы.

Идешь ты по комьям изрытой земли,

И шаг твой стихает то здесь, то вдали.

Средь скучных туманов, тревог и забот

В тебе неостывшее лето живет.

Под дымкой осенней твоей тишины

Я чую уснувшее сердце весны.

Каждая осень — настойчивое приглашение

для яркой дороги в новую жизнь.