Всякий живой лучше всякого мертвого, но нет таких среди живых ли мертвых, чтобы уж очень были лучше других мертвых и живых.
... человек – это совокупность его бед.
Всякий живой лучше всякого мертвого, но нет таких среди живых ли мертвых, чтобы уж очень были лучше других мертвых и живых.
Причем всегда так: у самого всю жизнь всё из рук валится, а вас станет поучать, как вести дело. Какой-нибудь профессоришка из колледжа – пары целых носков за душой нет, а вас будет учить, как за десять лет сделаться миллионером, а баба, которая даже мужа себе подцепить и то не сумела, будет вас наставлять по семейным вопросам.
Человек должен сознавать себя выше львов и тигров, звезд, выше всего в природе, даже выше того, что непонятно и кажется чудесным, иначе он не человек, а мышь, которая всего боится.
… Он всё ещё хотел верить, что человеку, идущему навстречу своей судьбе, даже если эта судьба — погибель, надо бы сохранять собственное достоинство...
Механизм общественной демократии в явном непорядке: скрипит и грохочет. Но пока мы не найдем ничего лучшего, сойдет и демократия, поскольку человек крепче, сильнее, выносливей, чем все его ошибки и заблуждения.
... Быть хорошим — даром не дается, так же, как быть плохим; за это тоже надо платить. И как раз хорошие люди не могут отказаться платить, когда им подают счет. Не могут потому, что заставить их платить никак нельзя — они вроде честных картежников. Плохие люди могут отказаться; потому-то никто и не ждет от них, что они расплатятся сразу или вообще когда-нибудь. А хорошие не могут. Может быть, хорошим приходится дольше расплачиваться, чем плохим.
Нелегко осознать, что любовь ли, горесть — лишь бумажки, боны, наобум приобретенные, и срок им истечет — хочешь не хочешь, — и их аннулируют без всякого предупреждения, заменят тебя другим каким-нибудь наличным выпуском божьего займа.