Среди журнального глянца и грязи станций,
Где девушки уже не ждут принцев, а ждут иностранцев.
Среди журнального глянца и грязи станций,
Где девушки уже не ждут принцев, а ждут иностранцев.
Я вот что скажу. Попрошу отца Флада прочитать проповедь об опасности ветрености. Я смотрю, ветреность стала восьмым смертным грехом. Ветреная девушка ничем не лучше бездельника и ведёт себя гораздо хуже.
«В высшей степени достойная особа» представляла из себя девятнадцатилетнюю девушку с прекрасной белокурой головкой, добрыми голубыми глазами и длинными кудрями. Она была в ярко-красном, полудетском, полудевическом платье. Стройные, как иглы, ножки в красных чулках сидели в крошечных, почти детских башмачках. Круглые плечи её всё время, пока я любовался ею, кокетливо ёжились, словно им было холодно и словно их кусал мой взгляд. У меня же, помню, затеплилось в груди хорошее чувство. Я был ещё поэтом и в обществе лесов, майского вечера и начинающей мерцать вечерней звезды мог глядеть на женщину только поэтом… Я смотрел на девушку в красном с тем же благоговением, с каким привык глядеть на леса, горы, лазурное небо.
«Может, на белом свете и есть «хорошие девушки», но «девушки, живущие ради тебя» — это утопия.» Думаю, это звучит мудро, поэтому я навеки запечатлел эти слова в своём сердце.
Она не просто какая-то там девушка, которую ты прихватил с собой на места для поцелуев в кинотеатре. Она была куда выше этого.
... Какой бы красивой ни была девушка, но если речь идет о больших деньгах, красота значения не имеет.
Я не одинока. Я просто люблю играть соло. Краситься, укорачивать юбку и заигрывать с парнями — это для потаскух.