Нарышкин

— Она пропала. Её нет. Море большое вычерпайте и найдёте...

— Она не пропала! Вот она. Наконец-то я её сумел украсть.

— Какая же вы всё-таки сволочь, Нарышкин!

А вечером, попивая с Нарышкиным слабенькое винцо возле камина, ученый слушал этого старого человека, сокрушавшегося о бедах отечества.

—  Я ведь долго жил в Европе,  — говорил он,  — и много живу в России. Для Европы она всегда останется сфинксом, и все будут удивляться нашему могуществу и нашим бедам. Но для меня, для русского, останется трагической загадкой: как мы ещё не погибли окончательно под руинами собственных ошибок?