Мустафа Монд

Потому что мир наш — уже не мир «Отелло». Как для «фордов» необходима сталь, так для трагедий необходима социальная нестабильность. Теперь же мир стабилен, устойчив. Люди счастливы; они получают все то, что хотят, и не способны хотеть того, чего получить не могут. Они живут в достатке, в безопасности; не знают болезней; не боятся смерти; блаженно не ведают страсти и старости; им не отравляют жизнь отцы с матерями; нет у них ни жен, ни детей, ни любовей — и, стало быть, нет треволнений; они так сформованы, что практически не могут выйти из рамок положенного...

Но поскольку законы устанавливаю я, то я могу и нарушать их. Причем безнаказанно.

— Оптимальный состав народонаселения, — говорил Мустафа, — смоделирован нами с айсберга, у которого восемь девятых массы под водой, одна девятая над водой.

— А счастливы ли те, что под водой?

— Счастливее тех, что над водой.

Или взять систему каст. Постоянно предлагалась, и постоянно отвергалась. Мешало нечто, именовавшееся демократией. Как будто равенство людей заходит дальше физико-химического равенства.

Служить счастью, особенно счастью других, гораздо труднее, чем служить истине, если ты не сформирован так, чтобы служить слепо.

И это также входит в плату за стабильность. Не одно лишь искусство несовместимо со счастьем, но и наука. Опасная вещь наука; приходится держать ее на крепкой цепи и в наморднике.

Было нечто, именовавшееся Небесами; но тем не менее спиртное пили в огромном количестве. Было некое понятие — душа, и некое понятие — бессмертие. Но тем не менее употребляли морфий и кокаин.

От Бога можно не зависеть лишь пока ты молод и благополучен; всю жизнь ты независимым не проживешь.

— Так, по-вашему, Бога нет?

— Вполне вероятно, что он есть.

— Тогда почему?..

— Но проявляет он себя по-разному в разные эпохи. До эры Форда он проявлял себя, как описано в этих книгах. Теперь же...

— Да, теперь-то как?

— Теперь проявляет себя своим отсутствием; Его как бы и нет вовсе.