Нормальных семей не бывает

Как жить дальше, будучи таким безнадёжно потерянным?

(Как может человек продолжать жить, будучи таким безнадежно потерянным?)

— Знаешь что? Самая большая перемена — это что я перестала верить в будущее — иначе говоря, перестала думать о будущем как о каком-то месте вроде Парижа или Австралии — месте, куда можно поехать. С тех пор я стала думать, что все мы идем, идем, идем без остановки, только вот в конце нет никакого города или места. Мы просто идем. Вот и все.

Какая разница — умереть в шестьдесят пять или в семьдесят пять? Лишних десять лет... Что они могут значить? Или в восемьдесят пять? Лишних двадцать. Она так жаждала этих лет, так скорбела об их потере, и вот теперь, когда ей их вернули, не могла расшифровать их скрытый смысл. Хотя, если разобраться, какой смысл был в моих первых шестидесяти пяти годах? Может быть, единственно важным было само желание жить и то, что тебе дана такая, возможность? Забудь о тысяче хокку, которые ты могла бы теперь написать. Забудь о том, чтобы брать уроки виолончели или надрываться на ниве благотворительности. Но тогда зачем?

Она подумала о своей жизни и о том, какой потерянной чувствовала себя большую ее часть. Она подумала о том, как все истины, которые ее учили считать непреложными, неизменно вступали в конфликт с жизнью какова она есть. Как ни странно, пока она была больна, чувство потерянности было не таким острым. Это единственное, в чем она ни капельки не сомневалась. Болезнь вынудила ее искать знаний и утешения в местах, о существовании которых она раньше и не подозревала. Болезнь вынудила ее встречаться и вступать в контакт с соотечественниками, которые в противном случае остались бы тенями внутри своих машин, лениво ожидающих рядом с ней, пока загорится зеленый свет. Но, быть может, она по-прежнему будет искать новое в местах ранее запретных, — не потому что должна, а потому что сама сделала такой выбор — потому что это оказалось единственным подлинным выходом из ее хрупкого и безжизненного умирания? Теперь она научится видеть человеческую душу во всех, с кем бы и где бы ни сталкивалась — в супермаркете, на площадке для выгула собак, в библиотеке — все эти души, яркие, быть может, слепящие огни...