Пусть же остерегутся от худшей клички те чиновники, которые собираются направлять поэзию по каким-то собственным руслам, посягая на ее тайную свободу и препятствуя ей выполнять свое таинственное значение.
Муза и Мамона
Cлайд с цитатойВ русской деревне царила барщина — по существу рабский труд. Сразу вспоминается Онегин, который заменил крестьянам барщину легким оброком, т. е. своеобразным налогом.
После уплаты оброка весь остальной продукт его труда оставался крестьянину; это был некоторый стимул для повышения продуктивности хозяйства.
Что значит аристократия породы и богатства в сравнении с аристократией пишущих талантов?
Многим, вероятно, известны слова Блока: Пушкина убила не пуля Дантеса, его убило отсутствие воздуха. Эта поэтическая метафора имеет определенное социальное содержание. Речь здесь идет об общественных силах и о людях, которым творчество Пушкина мешало. Эти люди, в свою очередь, мешали поэту выполнять его великую иторическую миссию.
Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства.
Все благое основывается на свободе, а злое происходит оттого, что некоторые из людей, обманываясь в своем предназначении, берут на себя дерзкую обязанность за других смотреть, думать, за других действовать и прилагать о них самое мелочное и всегда тщетное попечение.
Феномен Пушкина в русской культуре в последние десятилетия привлекает внимание западных ученых. Англичанин А. Д. П. Бриггс задается вопросом: в чем секрет того благотворного воздействия, которое оказывает поэт на дух нации, на мораль русского человека? Он говорит, что подобное явление нелегко найти в культуре других народов.
Барков шутливых од тебе не посылал,
Радищев, рабства враг, цензуры избежал,
И Пушкина стихи в цензуре не бывали;
Что нужды? их и так иные прочитали.
Пожалуй, ни один великий поэт не был так склонен к автоиронии, как Пушкин.
У нас литература не есть потребность народная. Писатели получают известность посторонними обстоятельствами. Публика мало ими занимается. Класс читателей ограничен, и им управляют журналисты, которые судят о литературе как о политической экономии, о политической экономии как о музыке, то есть наобум, понаслышке, безо всяких основательных правил и сведений, а большею частью по личным расчетам.