Не три глаза! Пусть истина незрима.
Ингеборг Бахман
Павлин в восторге распускает хвост,
взъерошил голубь воротник пушистый,
томится воздух, полный воркованья,
закрякал селезень, земля кругом
пропахла диким мёдом, даже в парке
ухоженном теперь любая клумба
поблескивает в золотой пыльце!
И розовая рыба, обгоняя
своих чуть-чуть промешкавших товарок,
скользнула на коралловое ложе,
и пляшет скорпион под переливы
оркестра серебристого песка,
и грузный жук впивает запах самки.
Ах, будь во мне одно — одно лишь чувство,
туда бы я мгновенно устремилась,
чутьём учуяв, как мерцают
под панцирем хитиновым его
трепещущие крылышки, — и сразу б
помчалась к земляничному кусту!
Ах, подскажи, любовь, что делать мне!
Есть торжество любви и смерти торжество,
вот этот миг — и миг, пришедший после,
и лишь у нас с тобой нет ничего.
Есть лишь закат светил. Блеск — и молчанья гнёт.
Но песнь, она потом над горсткой праха
через меня с тобой перешагнёт.
Объясни, любовь,
то, что сама я объяснить не в силах, -
должна ли я весь свой недолгий век,
свой скорбный век, жить только мыслью, мыслью,
не ведая того, что сердцу мило?
И только ль мыслить должен человек?
Ужель никто нигде его не ждёт
и не тоскует по нему?