Ингеборг Бахман

Не три глаза! Пусть истина незрима.

Павлин в восторге распускает хвост,

взъерошил голубь воротник пушистый,

томится воздух, полный воркованья,

закрякал селезень, земля кругом

пропахла диким мёдом, даже в парке

ухоженном теперь любая клумба

поблескивает в золотой пыльце!

И розовая рыба, обгоняя

своих чуть-чуть промешкавших товарок,

скользнула на коралловое ложе,

и пляшет скорпион под переливы

оркестра серебристого песка,

и грузный жук впивает запах самки.

Ах, будь во мне одно — одно лишь чувство,

туда бы я мгновенно устремилась,

чутьём учуяв, как мерцают

под панцирем хитиновым его

трепещущие крылышки, — и сразу б

помчалась к земляничному кусту!

Ах, подскажи, любовь, что делать мне!

Есть торжество любви и смерти торжество,

вот этот миг — и миг, пришедший после,

и лишь у нас с тобой нет ничего.

Есть лишь закат светил. Блеск — и молчанья гнёт.

Но песнь, она потом над горсткой праха

через меня с тобой перешагнёт.

Объясни, любовь,

то, что сама я объяснить не в силах, -

должна ли я весь свой недолгий век,

свой скорбный век, жить только мыслью, мыслью,

не ведая того, что сердцу мило?

И только ль мыслить должен человек?

Ужель никто нигде его не ждёт

и не тоскует по нему?