Рисование сделало мою жизнь завершенной. Я потеряла трех детей и кое-что еще, что могло бы наполнить мою чудовищную жизнь. Мои картины заменили собой все это. Я думаю, что работа — лучше всего.
Фрида Кало
Никогда и не знала, что я сюррелиалист, пока Андре Бретон не приехал в Мексику и не сообщил мне это.
Самая важная часть моего тела — мозг. Мне нравятся мои брови и глаза. Кроме этого, мне не нравится ничего: моя голова слишком маленькая, мои грудь и гениталии — средние. От противоположного пола мне достались усы и в целом лицо.
В Париж стоило приехать только ради того, чтобы понять, почему Европа загнивает, почему все эти никчемные люди породили Гитлеров и Муссолини. Клянусь тебе своей жизнью, я буду ненавидеть это место и этих людей до самой смерти.
Ты даже не представляешь, какие эти люди [парижане] сволочи. Мне плохо от них. Они такие чертовы «интеллектуалы» и до того гнилые, что я не могу их выносить больше ни секунды. Это правда слишком для меня. Я лучше буду сидеть на земле и торговать тортильями, чем иметь дело с этими «творческими» суками из Парижа. Они сидят часами в кафе, грея свои драгоценные дарования, и ведут бесконечные беседы о культуре, искусстве, революции и так далее и тому подобное, думая, что они боги мира, мечтая о фантастических глупостях и портя воздух вечными идеями, которые никогда не воплотятся в жизнь.
Моя живопись несёт с этим сообщение боли. Считают, что я сюрреалист. Но я никогда не рисовала сны. Я рисовала мою реальность.
Я целыми днями собирала бы цветы в букеты,
я писала бы красками горе, любовь, нежность,
я равнодушно сносила бы глупость других,
и все говорили бы «бедная сумасшедшая»;
я построила бы свой мир,
и, пока я жива, он был бы в согласии
со всеми остальными мирами...
Спасают только сигареты...
Этот мутный дым...
Опять словесные минеты...
Три минуты с ним...