Елена Звездная

— Иногда я тебя не понимаю.

— Я себя очень даже понимаю, — пробурчала я, — потому что это для тебя она мама, а для меня… жуткий свекровеобразный монстр.

От всего нужно получать удовольствие, только тогда начинаешь ценить жизнь, в том числе и загробную.

— Когда же ты сдохнешь?

— Сам задаюсь тем же вопросом, — насмешливо ответил Эллохар.

— Сдохни, — отозвалась волна.

— Так не убили еще.

— А сам? — в голосе волны послышалась заинтересованность.

— Мне лень, — отозвался Эллохар.

— Жаль, — печально сказала чернильно-черная вода.

— Добдо, пропусти.

— Так баба же! — пробасил полуорк.

— Какая с нее баба. — Гном досадливо махнул рукой. — Это Дэйка.

— Вот, — не преминул съязвить дроу, — так и выясняешь на двадцатом году жизни, что ты даже не женщина.

— Дэя, — вдруг заговорил лорд Тьер, — скажите, правда всегда вознаграждается по достоинству, или в любой ситуации лучше промолчать?

— Меня всегда учили, что молчание — золото, — пожав плечами, ответила я. — И в чем-то это так, но… пока я молчала, моя жизнь размеренно катилась в… Бездну. А там, в вашем кабинете я не сдержалась и не смолчала, но не могу сказать, что сейчас сожалею об этом.

Один поцелуй может быть разным – нежным медленным и чувственным, властным, стремительным и обжигающим, состоящим из сотен быстрых поцелуев, и почти непрерывным, затягивающим как самый глубокий из омутов… Поцелуй может быть ласковым, бережным и осторожным, а может стать глубоким, всепоглощающим и сводящим с ума… Поцелуй, который завоевывает душу, отнимает сердце, лишает остатков самообладания…

Поцелуй, пробуждающий что-то спрятанное, скрытое, потаенное, то, что было под запретом воспитания, традиций и даже морали, привитой мне с детства… Поцелуй, так стремительно меняющий меня, и все вокруг меня…

— Дяденька, который только выглядит как дроу, а на самом деле гном, которого даже папка уважает, а если я туда кину монетку, Бездна в ответ бросит в меня золотом?

Вот теперь тихо в храме было долго.

Все думали. Гномы так вообще алчно на Бездну поглядывали, Бездна молчала — кто ее знает, настороженно или безразлично. А Юрао думал, чего бы ответить ребенку, да и всем тоже.

— Сомневаюсь, — в итоге выдал он, — ибо есть подозрения, что Бездна тоже немного гном…

— О нет, — простонала я, жалея исключительно посуду.

— А чтоб им жизнь сказкой не казалась, — возвестил магистр, отправляя грязные тарелки с академической столовой по уже известному маршруту.

Бух… бамц… дзинь!

А потом полное ярости:

— Слушай ты, АПэ, я тебя найду, понял, да? Я тебя найду, бездной клянусь, и ты обратно в утробу матери полезешь, слышал, да? АПэ, ты спалился, понял, да? Я тебя…

Лорд Тьер закрыл портал, затем задумчиво вопросил:

— Кто такой «АПэ»?

И если я до этого хохот хоть как-то сдержать пыталась, то после…

— Хм, — с улыбкой глядя на меня, произнес магистр, — ради этого смеха я готов пожертвовать гоблинскому королевству еще пару сервизов

— «АП» — это же Академия Проклятий, на столовых приборах вензеля были!

— Что ж, — поднимая бокал, сказал лорд Тьер, — да возрадуются жизни все «АПэ» Темной империи, да не пострадают зубы и ребра их… а вообще жаль невинно убие нных...

Это в смысле два плюс два будет три, если пишешь отчет стригоям, и пять, если подсчитываешь конечную прибыль.

— В город новый холостяк приезжает, да?

У госпожи Торникай согласно затряслись все три подборка. Остальная толпа тоже радостно и возбужденно закивала.

— Один? — уточнила я.

Кивки усилились.

Кто мне скажет — где логика?! Мужик-то один, а их тут уже штук двадцать в мою лавку набилось, и вот вопрос — делить они его как будут?! Короче, мужика заранее жалко. Потом припомнила сестер Блошич, собственно выданное им слабительное, и... мужика стало ещё жальче.