– Где это ты встретил Рэя Смита?
– О, я всегда встречаю своих Бодхисатв на улице!
Алва говорит, пока такие, как мы, залипают на том, чтобы стать настоящими восточными людьми и носить халаты, по-настоящему восточные люди читают про сюрреализм, про Чарлза Дарвина и торчат от западных деловых костюмов.
Одинокой романтической зимой... мы оба таяли под замерзшими звездами — а теперь под звездами легкого лета... мы дышим паром на нашу остывшую любовь.
Я пялился в унылость собственных дней. Мне тоже нужно было пройти ужасно долгий путь.
Я осознал, что умирал и возрождался бессчетные разы, но просто не помнил ни одного из них, поскольку переходы от жизни к смерти и вновь к жизни столь призрачно легки – волшебное действие без причины, как уснуть и снова проснуться миллионы раз, – что крайне обычны и глубоко невежественны. Я осознал, что лишь из-за стабильности подлинного, глубинного Разума эта рябь рождения и смерти вообще имеет место – подобно игре ветерка на поверхности чистых, безмятежных, зеркальных вод. Я ощущал сладкое, свинговое блаженство, как заряд героина в центральную вену; как глоток вина на исходе дня, что заставляет содрогнуться; ноги мои дрожали. Я
думал, что умру в следующий же миг. Но я не умер, а прошел четыре мили и собрал десять длинных окурков, и принёс их в номер Мэрилу, и высыпал из них табак в свою старую трубку, и зажег ее. Я был слишком молод, чтобы знать, что произошло.
Я как-то раз выкурил шесть таких косяков в Порт-Артуре, штат Техас… и ничего не помню о Порт-Артуре, штат Техас.
Но пускай разум не забывает: хоть плоть и червива, обстоятельства существования довольно-таки славны.
(Но да знает дух, что, хоть и уязвима плоть, обстоятельства бытия совершенно великолепны.)
Все на свете взаимосвязано, вот так и дождь связывает друг с другом всех на всей земле, по очереди касаясь каждого...