Амадеу Инасиу ди Алмейда Праду

Кажущееся мрачным напоминание [о смерти] вовсе не запирает нас в заснеженном монастырском дворе. Оно открывает дорогу на свободу, пробуждает нас к реальности.

Памятуя о смерти мы прокладываем дорогу к другим. Прекращаем вражду, просим прощения за нанесенную обиду, высказываем симпатию к тем, к которым по малодушию не могли прийти раньше. Вещи, казавшиеся нам важными, теряют свою значительность: колкости, фанаберии, вообще все неприятности, что другие обрушивают на нас под влиянием настроения. «Memento»* — это приглашение почувствовать себя иначе.

Истинно ли, что кто-то действительно интересуется мной, а не своим интересом ко мне?

Наша жизнь — всего лишь летучие барханы, нанесенные одним порывом ветра, разрушенные другим. Причудливые формы тщеты, развеянные прежде, чем успели как следует образоваться.

Мы не ограничены кратким настоящим, оно простирается глубоко в наше прошлое. Оно пронизывает все наши чувства, в особенности те глубинные, которые определяют, кто мы есть и как это — быть тем, кто мы есть. У этих чувств нет временных рамок, они этих рамок не знают и не признают.

... все, что нам преподносят кажущиеся постоянство, доверие и знание ближнего — не есть ли это успокоительный обман, которым мы пытаемся прикрыть кричащее и смущающее душу невнимание друг к другу, потому что невыносимо каждое мгновение признавать эту поверхностность.

Если пожар в душе ничем не унять, если он сильнее нас, зачем тогда похвала и упреки? Может, проще: «повезло», «не повезло»? А он сильнее нас, этот пожар, всегда сильнее.

Пошлость коварнее любой тюрьмы. Ее решетки позолочены примитивными выдуманными чувствами и кажутся затворнику колоннами дворца.

Почему мы жалеем людей, которые не могут путешествовать? Потому что они, не имея возможности распространяться во внешнем мире, и во внутреннем не могут простираться, не могут умножать себя — они лишены возможности совершать дальние путешествия в самих себя, чтобы открывать, кем и чем другим ты бы мог стать.

... от чего зависит, что мы проживаем месяц как наполненное время, наше время, а не то, которое протекает мимо нас, которое мы просто претерпеваем, которое просачивается сквозь пальцы, так что оно для нас становится потерянным, упущенным временем? Мы печалимся о нем не потому, что оно прошло, а потому что мы из него ничего не извлекли.