Так это вы посеяли здесь семя раздора... Печально... Как вы умудрились... разозлить меня...
Если мир продолжит меня отвергать, то я тоже отвергну этот мир.
Так это вы посеяли здесь семя раздора... Печально... Как вы умудрились... разозлить меня...
— Я видел на протяжении столетий, как одна эпоха сменяет другую. Распри меж людьми, ненависть, озлобленные души... Я всегда надеялся, что очередная эпоха вычистит всё это. Но сколько можно? Люди раз за разом наступают всё на те же грабли.
— Несмотря на это, они продолжают жить дальше.
— Это не жизнь в её истинном смысле.
Я прожил много столетий, наблюдая взлёты и падения эпох... Людскую ненависть и злобу, эти семена раздора... Каждый раз я надеялся, что новая эра очистит всю грязь. Но всё бесполезно...
И так до скончания века — убийство будет порождать убийство, и всё во имя права и чести и мира, пока боги не устанут от крови и не создадут породу людей, которые научатся наконец понимать друг друга.
— Твоя война закончена.
— Когда мы вместе сражались, это было как в старые времена. Но, думаю, мы оба знали, что всё закончится вот так.
— Ты помнишь ту ночь? Когда ты сказал мне, что Лоис беременна?
— Ты знал. Я даже не успел открыть рот.
— Это хорошее воспоминание.
— Из другой жизни.
— Я скучаю по тем, кем мы были.
— Я тоже.
Брак их был не лучше и не хуже других; никакого несчастья не обрушивалось, но оно было постоянное. Что такое несчастье, — пустяки! Всякому несчастью приходит конец, оно продолжается изо дня в день, из году в год, — но конец есть. Ангел может рассердиться, – конечно. Но ангел, который не сердится, а только вечно недоволен, ходит всегда с угрюмым лицом и ядовитой усмешкой?.. Счастье, – что это такое? Легко убедиться в том, что оно не самое важное. Хольмсеновский брак в последнее время стал сносен, произошло изменение к лучшему; всё пошло, как следует. Взаимное уважение всегда существовало, теперь присоединилась и доля сердечности, по временам мелькала откровенная улыбка. Поручик начинал надеяться на улучшение для них обоих; в старости могла начаться новая жизнь; в последние недели своего пребывания дома фру Адельгейд проявляла открыто приязнь к нему, как будто она уже не чувствовала прежнего отвращения… да, под старость.