В Мире есть много вещей, рассказать о которых почти невозможно: любые формулировки покажутся туманными и неопределёнными, с этим просто нужно смириться.
Разумеется, я – отличный парень, но в мире так мало посвященных в эту великую тайну!
В Мире есть много вещей, рассказать о которых почти невозможно: любые формулировки покажутся туманными и неопределёнными, с этим просто нужно смириться.
Разумеется, я – отличный парень, но в мире так мало посвященных в эту великую тайну!
В некоторых случаях страдания действительно бывают, полезны, поскольку закаляют человека. Но далеко не всякого. И у каждого «не всякого» тоже есть свой предел, после которого речь идет уже не о пользе, а о бессмысленном мучительстве.
Я уже не раз замечал, с большинством людей дело обстоит так: сколь плохо о них не думай, рано или поздно непременно выяснится, что ты все равно переоценил противника. Для дела так даже лучше, но за человечество всякий раз становится немного обидно. Я понимаю, люди несовершенны, но надо же хоть немного стараться.
– Женщинам в этом отношении гораздо проще. Они везде дома: и там, и здесь…
– Вернее будет сказать, что они везде чужие, – возразил Джуффин, на ходу оборачиваясь к нам. – И именно поэтому большинство женщин из кожи вон лезет, чтобы окружить себя многочисленными фальшивыми доказательствами того, что они твердо стоят на ногах, – вместо того чтобы с легким сердцем болтаться между небом и землей, как им и положено…
— Ох, Макс, трудно мне с тобой!
— Почему? — Виновато спросил я.
— Да вот, жрешь ты много! — Совершенно серьезно заявил мой шеф. — А так все в порядке...
Считается, будто чужая глупость не заразна, но лично я всю жизнь думал иначе. И всякий раз, когда в трактире мне приносят кружку, вздрагиваю при мысли, что она недостаточно тщательно вымыта.
— Всю жизнь мечтал усадить кого-то вроде тебя себе на коленки! — сварливо сказал он. — Ты просто сгораешь от страсти к этой телеге!