Тем не менее он сумел овладеть собой и заговорил с ней голосом рассудка, а не сердца, властно напоминавшего о себе.
Я буду любить вас так сильно: вы забудете об этом человеке, и воспоминание о нем ни на миг не даст вашему сердечку заныть.
Тем не менее он сумел овладеть собой и заговорил с ней голосом рассудка, а не сердца, властно напоминавшего о себе.
Я буду любить вас так сильно: вы забудете об этом человеке, и воспоминание о нем ни на миг не даст вашему сердечку заныть.
Законы, созданные людьми, сводятся в наши дни к состязанию умов. Они зиждутся не на справедливости, а на софистике. Законы создавались для блага людей, но в толковании их и применении люди пошли по ложному пути. Они приняли путь к цели за самую цель, метод действий — за конечный результат. И все же законы есть законы, они необходимы, они полезны. Но в наши дни их применяют вкривь и вкось. Судьи и адвокаты мудрствуют, состязаясь друг с другом в изворотливости ума, похваляются своей ученостью и совсем забывают об истцах и ответчиках, которые платят им и ждут от них не изворотливости и учености, а беспристрастия и справедливости.
— Что же заставляет тебя расстаться со мной и гонит куда-то, точно ты раб?
— Бизнес — и это для меня очень важно.
— А кто этот Бизнес и почему он имеет такую власть над тобой, могущественным королем? Так зовут твоего бога, которому все вы поклоняетесь, как мой народ поклоняется богу Солнца?
Френсис улыбнулся, удивляясь меткости её сравнения, и сказал:
— Да, это великий американский бог. И бог очень грозный: когда он карает, то карает быстро и ужасно.
— И ты вызвал его недовольство? — спросила она.
— Увы, да, хоть я и не знаю чем. Мне нужно ехать сейчас на Уолл-стрит...
— Это там его алтарь находится? — перебила она его вопросом.
— Да, там находится его алтарь, и там я узнаю, чем я его прогневил и чем могу умилостивить, чтобы искупить свою вину.
Однако ощущения собственной правоты, как он обнаружил в данном случае, еще далеко не достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым.
Тот, кто платит выкуп за своего врага, должен быть или очень добрым, или очень глупым, или уж очень богатым.
Для мужчин, возможно, главное — это правила чести, которые они сами же и изобретают, а для женщин главное — веления их любящего сердца.
Хаукан начал читать. Имбер послушал немного, на лице его выразилось изумление, и он резко прервал его:
— Это мои слова, Хаукан, но они идут с твоих губ, а твои уши не слышали их.
Хаукан самодовольно улыбнулся и пригладил расчесанные на пробор волосы.
— Нет, о Имбер, они идут с бумаги. Мои уши не слыхали их. Слова идут с бумаги и через глаза попадают в мою голову, а потом мои губы передают их тебе. Вот откуда они идут.
— Вот откуда они идут. Значит, они на бумаге? — благоговейным шепотом спросил Имбер и пощупал бумагу, со страхом глядя на покрывавшие ее знаки. — Это великое колдовство, а ты, Хаукан, настоящий кудесник.