Он сверлит мою душу и сердце! Он хочет, чтоб я атеизму поверил!
Иная из нас в осла еще влюбится. Это еще в мифологии было.
Он сверлит мою душу и сердце! Он хочет, чтоб я атеизму поверил!
Ведь теперь их всех такая жажда обуяла, так их разбирает на деньги, что они словно одурели. Сам ребенок, а уж лезет в ростовщики! А то намотает на бритву шелку, закрепит, да тихонько сзади и зарежет приятеля, как барана.
Она думает, что выйти ей за тебя невозможно, потому что она тебя будто бы опозорит и всю судьбу твою сгубит. «Я, говорит, известно какая».
И кого же взялся защищать: не старуху, которая его умоляла, просила и которую подлец ростовщик ограбил, пятьсот рублей у ней, все ее достояние присвоил, а этого же самого ростовщика за то, что пятьдесят рублей обещал ему дать.
Наши няньки, закачивая детей, спокон веку причитывают и припевают: «Будешь в золоте ходить, генеральский чин носить!» Итак, даже у наших нянек чин генерала считался за предел русского счастья и, стало быть, был самым популярным национальным идеалом спокойного, прекрасного блаженства.
Спросите всякого даже подлеца, не только низкого человека: с кем ему лучше дело иметь, с таким ли, как он, подлецом, или с наиблагороднейшим человеком? Он ответит, что с наиблагороднейшим человеком.
Что могла сделать сила страсти, то могло быть, наконец, побеждено чувством обязанности, ощущением долга, чина и значения, и вообще уважением к себе.
Я, пойду за тебя, Парфен Семенович, и не потому, что боюсь тебя, а все равно погибать-то. Где ведь и лучше-то?
Лизавета Прокофьевна была дама горячая и увлекающаяся, так что вдруг и разом, долго не думая, подымала иногда все якоря и пускалась в открытое море, не справляясь с погодой.