Когда у тебя галлюцинация и отогнать ее ты не в силах, остается только расслабиться и получать удовольствие.
Если ты допускаешь, что сошел с ума, не следует ли из этого, что мозги у тебя в порядке?
Когда у тебя галлюцинация и отогнать ее ты не в силах, остается только расслабиться и получать удовольствие.
Если ты допускаешь, что сошел с ума, не следует ли из этого, что мозги у тебя в порядке?
— Иногда мне кажется, что есть только я, — сказал Арчи, — а все остальное мне только снится.
— Да, конечно,-согласилась Джейн. — Иногда я думаю также.
— Но мне могло бы сниться, что ты говоришь это.
— Так или иначе, это недоказуемо.
Даже если ваша жизнь в Нью-Йорке сложилась хуже некуда, не отчаивайтесь: всегда существует вероятность, что однажды в дверь позвонят и вы увидите на пороге что-то необычное и даже чудесное. Чаще всего это налетчик-наркоман или судебный пристав. Но иногда...
— В моем мире даже вот этот разговор, что мы с тобой ведем, был бы немыслим. В моем мире... в настоящем мире Марс — просто мертвый камень, присыпанный песком.
— Твой мир просто ужасен! — воскликнула Илла. — С него надо бежать сломя голову.
— Я и сам об этом подумывал.
Настоящий ли это Марс? А почему бы и нет? С какой стати его прежний вариант должен быть жизнеспособнее и реалистичнее этого нового? Разве это не грех гордыни, не интеллектуальное высокомерие — требовать, чтобы Вселенная соответствовала твоим представлениям о ней? С какой стати Марс должен был оказаться именно таким, каким его рисуют себе жители Земли?
Неприятно читать о геноциде, попивая свой утренний кофе. Такие новости могут испортить настроение на весь день. Три-четыре геноцида, и человек может так рассердиться, что отдаст свой голос другому кандидату.
— Запутанность часто является ключом к решению, — важно проговорил Арнольд. — Простота же сама по себе сбивает с толку. Сложность, с другой стороны, предполагает наличие противоречивой логической конструкции. Стоит только найти объяснения всем неувязкам и исключить посторонние факторы, как на убийцу сразу же указывают сверкающие лучи неизбежности рационального объяснения.
И деревья стали какими-то страшными
Пытаются закошмарить, они ветками машут мне,
С них слетают голуби важные,
И шепчут на ухо тихо: «Осторожно, окрашено».