Государственное преступление всегда и во всех случаях должно иметь видимость законности.
0.00
Молчаливые люди не могут притворяться, когда у них развязывается язык.
Морис Дрюон. Проклятые короли 5: Французская волчица
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатой…Не умирает нация со смертью одного человека, как бы велик он ни был: иные законы определяют рождение и упадок государств.
Выслушать прежде, чем сказать свое слово, выяснить прежде, чем судить, понять прежде, чем решить, и всегда помнить, что в любом человеке заложено как хорошее, так и дурное начало. Вот она, основа мудрости государя.
Любовь, которая боится быть названной открыто, иной раз проявляет себя в самых странных поступках, желание идёт к своей цели самым извилистым путём.
В числе других своих милостей судьба посылает нам одну — мы не знаем, какой нас ждет конец.
Править нужно, опираясь на своих друзей и выступая против врагов. Властители, которые трятят время и силы на то, чтобы привлечь на свою сторону противников, вызывают недовольство подлинных своих союзников и приобретают лжедрузей, всегда готовых на предательство.
Быть может, кара заключается в том, что у человека в тот миг, когда он пересекает границу вечного мрака, сохраняется ясность мысли?
Во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти.
Кто преступает веление государства, тот считается таким же преступником, как и преступающий заповеди Божии – это взгляд, который удержался еще со времен господства церкви. Бог – свят сам по себе, и заповеди церкви, как и государства, – заповеди этого святого; он дает их миру через посредство своих помазанников и деспотов, венчанных «Божией милостью». Если церковь имела смертный грех, то государство имеет «достойных казни» преступников, если первая имела еретиков, то второе имеет государственных изменников, если первая налагала церковные наказания, то государство налагает уголовные кары; церковь вела инквизиционные процессы, государство – фискальные; словом, в церкви – грехи, в государстве – преступления, в церкви – инквизиция и в государстве – инквизиция. Но не настанет ли час, когда и святость государственности падет, подобно церковной? Страх перед его законом, благоговение перед его величием, покорность его «подданных», долго ли еще продержится это все? Не исказится ли, наконец, «святой лик»?