Кто сказал, что исход предрешён,
Даже если всего двадцать восемь?
Кто сказал, что исход предрешён,
Даже если всего двадцать восемь?
В прицел не влезает вся серая масса,
О Боже! Да сколько вас, сволочи, тут!
Но сто пятьдесят миллиметров фугаса
Возводят в железный, щадящий редут.
В открытом эфире орут — «Вот психи, не медля отдайте нам эту гряду!»
Но здесь мы застынем железной стеною,
Стеною на самом последнем краю!
Лишь дерзким сопутствует тетка-удача,
Я знаю капризная баба она,
Но тем на заклание кто предназначен
Сейчас во весь рот улыбнулась судьба!
А это Медуница. Она выжила в бою и скрыла свои раны от товарищей, чтобы те не падали духом. Медуница умерла почти сразу после победы. Она была самой храброй и мужественной кошкой.
Мы держим ущелье, нас мало-их много,
Подмоги не будет, зови не зови.
Надеяться стоит, пожалуй, на Бога,
Да правильный угол наклона брони.
На карте штабной нацарапаны стрелки,
Кому где стоять, и за что умереть.
Но в этой безумной шальной перестрелке,
Мы верим, что не сможет нас враг одолеть.
Из штаба посыльный: «Мол, всем по медали, Но только держитесь, ни шагу назад!»
— Не надо лечить, не такое видали, работа такая, не надо наград!
Я знаю, что это всего лишь отсрочка.
Я помню, что вечно никто не живет.
Мы здесь в обороне-опорная точка,
И значит, что враг через нас не пройдет.
Завоет моторами адский зверинец,
Но нет, господа, не закончился бой!
Покуда в живых остается последний,
Хотя бы один, но живой ЗВЕРОБОЙ!
Мы идём по правильной тропе,
С жизненного курса не собьёмся.
Если вдруг случится ДТП,
Профессионально разберёмся.
Знают все водители, что нам
Ни аварий, ни погонь не надо.
Служим мы в жару и в холода,
Нам порядок — лучшая награда.
Поздравляю с первой победой. Но, между прочим, Иван Федорович, сбивать самолёты противника — это не подвиг, а, так сказать, обязанность истребителя, наши будни.
Если отвечать ударом на удар судьбы, то так и должно быть. Либо погибнуть в борьбе, либо победить — такова участь сильных и отважных людей, не желающих оказаться побежденными, униженными и отвергнутыми.
Вот так руками развёл, как будто ничего нет,
Как будто солнца тепло сменял на шапку конфет.
Крикнул да топнул ногой, как будто всё будет так,
Как будто воздух лесной сменял на новый пиджак.
И та, что снилась всегда, заклеит скотчем веки,
И в уши будет шептать, будто твоя навеки.
Тоску рукой разведёт и станет небо ближе,
И хором звёзды зажжёт над городом Парижем.
К нам стали приходить люди, чьей профессией был подвиг, — они рассказывали нам о своей жизни без всякого пафоса; их слова были просты, как на кухне, и поэтому сама природа героизма казалась вырастающей из повседневности, из бытовых мелочей, из сероватого и холодного нашего воздуха.