Если станет известно, что вы узнали это от меня, меня уволят.
Он глубоко вдохнул.
— Ангелов, — заметил он, — никто не может уволить.
Если станет известно, что вы узнали это от меня, меня уволят.
Он глубоко вдохнул.
— Ангелов, — заметил он, — никто не может уволить.
— Когда я был маленьким, и нам давали хлеб, прямо из печи, или конфеты, мы делились с остальными. Нас всегда было много, детей артистов, и мы всегда хотели есть. Делились все. Мы кое-что понимали, притом что это никогда не было сформулировано. Мы знали, что хлеб вкуснее, если им делиться. Мы не пытались это объяснить. Но это было чисто физическое ощущение. Вкус был другим. Мы тогда понимали, что самое важное не может существовать только для тебя одного. Если кто-то один голодает, то все чувствуют голод. Также и со счастьем. Не существует твоего отдельного счастья. И свободы.
Лотерейный билет был утешением. Маленькое компактное поле надежд. Маленький вызов вселенной. Этим лотерейным билетом он провоцировал Всевышнюю. Чтобы она продемонстрировала, существует ли она на самом деле.
... следует хорошенько подумать, прежде чем отправляться в путешествие за пределы собственной индивидуальности. Вернуться назад может оказаться не просто.
Он понял, что иногда желание может оказаться больше человека. И что если это желание пресечь, то человек погибнет.
Арлекин может вынести бесконечный ряд унижений. Тот, у кого нет гордости, неуязвим. Арлекин — это идеал. Но пока что недостижимый.
Если посмотреть на жизнь немного шире, то все мы находимся на краю. Разница состоит лишь в том, что одни находятся немного ближе к краю, чем другие.
Он обожал естественные науки. И неважно, что естественные науки не любили его. Безответная любовь бывает очень глубокой.
Ад. Это не какое-то конкретное место. Ад транспортабелен. Мы все носим его в себе. Стоит нам только потерять контакт со свойственным нам врожденным состраданием, и раз-два — ад тут как тут.